Небесный капитан

Себерцы, которым фон Засс представил Лизу, все сплошь оказались старенькими старичками. Разной степени дряхлости старики и старушки, носившие тем не менее более чем известные в Себерии имена. Как и следовало ожидать, общих тем для разговора у них с Лизой и Рощиным не нашлось ни одной. Разве что объяснили им, с какой стати окрысились на Лизу две молодые красивые женщины, вокруг которых буквально вились, как мухи над пирожным с кремом, штатные европейские ловеласы.

— Это Ганна Сагайдачная, жена графа Тадея, — объяснил посадник Борецкий, — и ее сестра княгиня Леся Драгоманова. Киевлянки, сами понимаете.

Лиза понимала. Удивляло другое — откуда все эти люди знают, кто она такая? Однако же факт — знали. Подходили или кивали издали, смотрели зло или с интересом, порой улыбались. Случилось даже два комических эпизода, приятных — в хорошем смысле — и, можно сказать, элегантных в своей нетривиальности.

В какой-то момент — Лиза и Рощин рассматривали полотна небедной королевской коллекции — к ним приблизилась весьма примечательная пара. Немолодой господин — невысокий, кряжистый, с голой головой и вислыми седыми усами — и очаровательная юная дева, высокая, стройная, голубоглазая и, разумеется, блондинка. Пепельная блондинка в нерядовых бриллиантах.

«Не дочь, — поняла Лиза. — Но и не любовница. Законная супруга».

— Капитан, — чуть склонил в приветствии голову мужчина, — полковник! Разрешите представиться, Марьян Гадомский, я командовал Виндавской зоной ПВО…

«Да уж! Удивил так удивил!»

По-русски поляк говорил чисто, практически без акцента. Вел себя сдержанно, но, судя по всему, исключительно по причинам этикета, а не из-за того, что враги.

— Моя супруга Мария, — представил он чудное создание.

«И мать моих детей! — сыронизировала мысленно Лиза. — Боюсь, однако, пан Гадомский, что дети если и будут, то очевидным образом не ваши».

— Рада знакомству! — строить из себя буку было бы ниже ее достоинства, так что Лиза поляку даже улыбнулась.

— Весьма плотная оборона, — непринужденно заметила она, принимая предложенную Рощиным папиросу. — Эффективный огонь. Помнится, вы сумели произвести на меня неизгладимое впечатление.

— Взаимно, баронесса! — довольно улыбнулся пан Гадомский. — Вы разбомбили к дьяволу мой полевой командный пункт. Было жарко.

— Мне тоже, — пыхнула папиросой Лиза. — Как смотрите, если я предложу выпить за тех, кто понимает, что такое «жарко»?

— С энтузиазмом! — воскликнул польский офицер, так и не представившийся по званию. — Если полковник не возражает.

— Не возражаю, — кивнул Рощин. — Извините, я не расслышал, какое у вас звание, пан Гадомский?

— Бригадир, — коротко аттестовался собеседник.

— Что ж, пан бригадир, пойдемте выпьем. Пани Мария?

— Надеюсь, пить будем водку, а не шампанское? — голос у пани Гадомской оказался неожиданно низким и даже слегка хрипловатым.

«Волнующий голос, — отметила Лиза, — и взгляд бесстыжий. Так кто же ты, красотка? Провинциальная барышня из небогатой семьи или столичная подстилка?»

Не то чтобы это было важно, но Лизе стало любопытно. И любопытство ее, как ни странно, было удовлетворено. Однако не сразу, а несколько позже, уже после того, как паньство вкусило арнхеймского шидама[9] и разошлось, разбившись на пары, после краткого обмена впечатлениями о «Виндавском деле».

— Колоритная пара, не правда ли? — приблизился к Лизе Иван Никанорович Борецкий. — Он магнат, она шлюха. В прямом смысле этого слова, господа. Пан Гадомский нашел ее в веселом доме в Кракове. Об этом в Польше только ленивый не знает. Впрочем, любовь сильнее условностей, даже сословных!

— А вы, посадник, — поинтересовалась Лиза, — вы откуда знаете их историю?

— Это просто, — улыбнулся Борецкий. — Я, Елизавета Аркадиевна, до начала военных действий представлял в Варшаве Себерскую торговую палату.

— А мы разве торговали? — удивилась Лиза.

— И сейчас торгуем, — уточнил пожилой господин. — Коммерция, пани Елизавета, выше условностей. Любых.

— Вы что-нибудь поняли, Вадим? — спросила Лиза, когда посадник перешел к другой группе гостей.

— Это вы о чем, Лиза? — вопросом на вопрос ответил полковник. — О любви или о коммерции?

— Обо всем сразу, — вздохнула Лиза. — Еще по одной?

— А танцевать после этого сможете? — поинтересовался Рощин.

— Я не умею танцевать, — нехотя призналась Лиза.

— Не верю!

— Ну, разве что вальс.

— Ловлю на слове! — усмехнулся довольный ее ответом Рощин. — Так как, сможете?

— Вадим, я же истребитель! — возмутилась Лиза. — У меня вестибулярный аппарат…

— Верю! — остановил ее полковник. — Что будем пить?

— Я думаю, не следует смешивать напитки. Начали с шидама, им продолжим.