Небесный летающий Китай (сборник)

– Так точно, понял! – гаркнул Самсонов и поспешил выполнять приказ.

…Штаб, оставленный майором несколькими часами раньше, тоже дымился, но многое уцелело, и Туголуков даже покачал от удивления головой, так как ожидал худшего. Он бодро прошагал в здание штаба, где заканчивали тушить пожар. Карта, целая и невредимая, лежала на столе; поверх нее расположилась фуражка, которую Кадыр сбил с майора. Рядом валялся двуцветный карандаш, красный и синий с разных концов.

– Ну и вот, – продолжил Туголуков как ни в чем не бывало, когда к нему присоединился Ногтев. – Орудия целы?

– Целы, – солидно кивнул Ногтев.

– И хорошо. Вот эта, значит, высотка, – майор обвел красным кружком какой-то коричневый завиток. – Здесь у них основное логово, – он посмотрел на часы и с неудовольствием увидел, что циферблат их треснул от волнений и горестей уходящего дня. Зато секундная стрелка, как и прежде, упрямо склевывала бисерные деления. – Ударим на рассвете, когда у них намаз. Что там еще? – майор раздраженно уставился на ординарца, маячившего в дверях.

Тот виновато кашлянул:

– Головошлепы, товарищ майор.

– Тьфу, забери их холера. Чего им опять?

– Просят подоить. Встали и не уходят.

Проклиная все на свете, Туголуков одернул гимнастерку и вышел во двор. Головошлепов выстроилась целая делегация: штук двадцать душ, и во главе побулькивал староста, самый крупный, раздувшийся от кумыса. Их тела, размером с дыню, продолжались в голову без намека на шею; по бокам изгибались мускулистые лапки, похожие на лягушачьи; лапки заканчивались огромными ступнями. Унылые безносые рожицы таращились на майора; староста прыгнул вперед и громко заквакал.

– Сегодня суббота, – вспомнил майор и ударил себя по лбу. – У вас же дойка, ребята.

Он вспоминал о головошлепах преимущественно тогда, когда они подворачивались ему под ноги; на войне как на войне! майору случалось расшвыривать их пинками.

– С той стороны пришли, – осмелился встрять ординарец, по совместительству – толмач.

– Да ну? – Туголуков с сочувственным интересом посмотрел на старосту. Тот разразился руладами.

– Эти шакалы гнали из них опий-сырец, – мрачно заметил Ногтев, но все и так хорошо знали о печальной судьбе, ожидавшей головошлепов в стане противника.

Головошлепы вырабатывали кумыс, и этот напиток пользовался хорошим спросом. Чудиков приучили к систематической дойке сразу, едва обнаружили, а те превратили доение в еженедельный религиозный обряд.

Староста отрывисто квакнул.

– Говорит, что и наши тоже многих перевели, высосали досуха.

– Разберемся, – пообещал майор, присел на ступеньку и подмигнул старосте: – Понял? Слово офицера.

Староста дважды подпрыгнул.

– Как собака, – умилился майор, – все понимает, а сказать не может. Ну, отведи их, подои. Бидоны возьми в каптерке. И чтобы без излишеств!

…На рассвете, уже близ тяжелых орудий, Ногтев поднес майору стакан, наполненный золотисто-зеленым кумысом. Туголуков выдохнул, выпил залпом, крякнул, передернулся:

– Эх, хороша!

В животе разлилась истома. Майор запрокинул голову и стал рассматривать звездное небо. Кумыс подействовал отменно, майор испытал острейший приступ ностальгии. Он молча глядел на Рождественскую звезду, самую яркую, и тщетно силился отыскать Солнце. Временами ему чудилось, будто он видит не только Солнце, но и далекую Землю. На глаза навернулись слезы, майор вытер их рукавом, передал стакан Ногтеву. Поднял руку, дал отмашку:

– Ну, с Рождеством!…

Ударили пушки.

© ноябрь 2005

Радио «Небо»

От души покосив из «калача» тамбовскую братву, Москва удовлетворенно окинул прощальным взглядом дымящиеся, булькающие тела. Мысленно он сопоставился с яростным суперрейнджером западного образца и нашел в себе ряд преимуществ. Вскинув автомат проблевавшимся дулом к небу, Москва не без изящества откинулся в подобострастно курлычащий БМВ. Тачка взвилась на дыбы, и дверцу Москва притворял уже на полном ходу. Так начался и завершился его бесхитростный рабочий день, в знак чего Москва стянул с коротко стриженной башки наиболее вызывающий элемент спецодежды – дырявый черный чулок.

На Сенной Москва велел водиле тормозить лапти.

– Стой здесь, – распорядился он желудочно-кишечным голосом и неспешно выполз на тротуар. С солидной уверенностью тараня мельтешащих фофанов и сявок, он дошел до табачного ларька и взял блок сигарет. Потом задержался у книжного развала. С обложек скалились страшные, внутренне и внешне Москве близкие хари. Он решил почитать что-нибудь по специальности, пробежал глазами заглавия: «Отморозки», «Ублюдки», «Падаль», «Нечисть», «Скоты». Купив кое-что из этого списка, Москва сперва изучил обложку, а после – портрет автора, приходя постепенно к выводу о почти полной идентичности творца и творения.