Казалось бы, что и ладно. В нем нет ничего хорошего, но тебя все же гложет тревога. Когда что-то было, а потом сгинуло неизвестно где, ты всегда испытываешь беспокойство. Тебе тревожно, как будто ты лишился если не руки или ноги, то хотя бы бумажника или часов. Ты подозреваешь, что дело неладно. Что-то нарушилось, во всяком случае – изменилось. Очевидно, что исчезновение свершилось естественным образом, с течением лет, но это не утешает. Это наводит на мысль, что и прочее будет меняться, а исчезновение грозного ледника – только начало.
Ты думаешь об этом, ищешь ответ, пока не приходишь к выводу, что сам, собственной персоной был ледником. Что это ты катился на самого себя, играющего на лугу, из прекрасного далека. Что ты не только был ледником, но и являешься им в полной мере. И он не навещает тебя лишь потому, что ты не виден себе извне. Ты уже раздавил кое-кого, и этот миг растянулся на десятилетия.
Маленьким, в мгновения небытия, ты не мог осознать, что проходят десятки лет.
Пожалуй, что ты так и останешься в состоянии ледника.
Тебе остается надеяться, что в конце концов ты покатишься дальше, насаждая вечную мерзлоту, а позади восстанет неповрежденный малец. Он будет стоять, всегда живой, и провожать тебя испуганным и удивленным взглядом, сжимая в кулаке цветы и камешки.