Небесный летающий Китай (сборник)

Аналитик вздохнул и снисходительно улыбнулся:

– Очень просто. Вы же не молчали, и наш контакт не прерывался. Странствуя по мифу, вы тем временем исправно сообщали мне обо всëм, что видели. При этом, естественно, вам казалось, будто я стою рядом.

– Тогда почему вы испугались Полидекта? – Вот ещë! – скривился аналитик. – Никакого Полидекта не было. Я просто не хотел мешать. Разговор мог уйти в сторону. К тому же вы – вы, а не Полидект! – так сжали кулаки, что я не исключал агрессии. И кроме того – разве не очевидно, что древнегреческий правитель должен выражаться несколько иначе, чем в вашем случае? Что это ещë за «придурок» у него прозвучал?

– Ну, хорошо, – Богданов говорил с явным сомнением в голосе. – Ладно. Я более или менее удовлетворëн. Действительно, «придурок» – слово, которым я пользуюсь часто.

– То-то и оно, – подхватил аналитик. – Ну-с, теперь позвольте высказать кое-какие соображения. Итак: вы получили от царя конкретное задание. Мы не будем сейчас касаться сложных взаимоотношений Персея с Полидектом, Данаей, Андромедой, Зевсом и прочими персонажами. Все они имеют психологическое происхождение и символизируют процессы рождения, созревания, индивидуации и много чего ещë. Но нас интересует прежде всего Медуза. Это настолько недвусмысленный, яркий образ, что мне остаëтся только аплодировать нам обоим. Вам – за покладистость и силу воображения, себе – за методику.

Богданов задумчиво потëр лоб.

– Я, конечно, догадываюсь, что это за Медуза, – молвил он неуверенно. – Мне, однако, трудно соотносить еë с какой-то символикой. Клянусь богами, всë было чрезвычайно реально.

– Ну, раз вы уже клянëтесь богами, значит – реально. Можно только порадоваться. Чем ближе к жизни, тем ощутимее результат. И всë же остановимся на образе Медузы. Если б вы задались целью подумать, вы бы смекнули, что Медуза Горгона символизирует первичный океан, ужасное женское начало, превратившееся по мере высвобождения личного «я» из доброй материнской стихии в хищный, чудовищный феномен, ибо оно недовольно и хочет удержать дитя в его прежнем качестве – безличностным и безынициативным. Оно пытается захватить ваше неокрепшее, инфантильное самосознание и вернуть его в первобытную пучину неосознанного существования. Такое женское начало символизируется архетипом Ужасной Матери. Формы, в которых этот архетип существует, весьма разнообразны, и Медуза Горгона – классический, безупречный вариант. Давайте вспомним миф как таковой: даже Персей не посмел заглянуть ей в лицо. Он вынужден был пользоваться зеркальным щитом и ограничивался одним отражением – в противном случае он, как и все прочие, рисковал превратиться в камень. В этом мифе создатели греческой мифологии отразили очень мощный конфликт, который от века существует как в психологии отдельного лица, так и в психологии человечества в целом. Искорка сознания, немощное личное «я», окружëнное материнским праокеаном, стремится вверх, к небесам, страшась бросить взгляд на первичные воды, ибо те слишком сильны, чтобы герой мог противостоять их зову. Нечто похожее мы наблюдаем в другой легенде – о жене Лота, которая обернулась и стала соляным столпом. Но логика развития человека и общества заставляет, как бы не было страшно, заглянуть в этот древний, полный хаоса омут и осознать его как часть самого себя. Вот в чëм состоит глубинный, психологический смысл данного вам поручения.

Богданов глубоко вздохнул. Объяснение он в общем понял, но полностью принять не мог. По всему выходило, что первым был конфликт, а после уж создавался миф. Однако его собственный недавний опыт говорил об обратном. Зная, что на это скажет аналитик, Богданов не стал возвращаться к подозрительной реальности пережитого. Им понемногу овладела скука, и он слушал, большей частью наперëд угадывая, что скажет ему целитель. Тот продолжал: