Небесный летающий Китай (сборник)

Гардемарины переглянулись. Они не были уверены, что новое имя подобрали из святцев. Не было уверенности и в Маше, и та кусала губу, проклиная себя за болтливый язык.

– Да лекарь ли был покойник? – усомнился Каретников, жертвуя приятностью в глазах дамы ради оправдания сомнений, которые все более явно проступали на лицах его спутников. Сам того не зная, он помог ответчице перейти к делу.

– Лекарь, каких не видал свет, – Маша поднялась с лавки. – Пойдемте со мной, господа. Я дам вам полное подтверждение честности и чистоты этого человека. Его чудодейственный пульвис излечит ваши недуги, и вы воспрянете духом. И повернете коней, ибо снадобье это зело потребно в Российском Государстве… Заполучив его, государыня не замедлит простить вам губительное неведение.

11

Новолуние. Полосатую будку заметает метель. Качается жалкий фонарь. Игрушки зимы – и будка, и фонарь, и служивые люди, охраняющие подступы к невскому полтергейсту.

Тягучие крики, расслабленное пение. Кони ржут, налетая из мрака; гремит, словно чертова табакерка, расхлябанная подвода, заваленная мешками, ящиками и сеном. Из подводы вяло ругается женский голос:

– Ничего не скажешь – действительно мягко, господа!

Солдат, помахивая фонарем, заступает дорогу. Присматривается, тщится разобрать в темноте лица ездоков.

Разглядев, содрогается.

Призраки! Полуночные демоны, арктические бесы!

– Стойте, окаянные!

И в левую руку, из правой, к фонарю – ружье. Свободные пальцы неистово чертят крест.

– Го-олубчик… остынь… возьми у меня за пазухой… там царская бумага… пошарь, возьми…

Солдат, проваливаясь в снег, с опаской подходит к подводе. В ней – трое; двое других обмякли в седлах.

«Никак, поморожены?»

Да, не иначе. Язвы, струпья, ввалившие щеки, заостренные носы.

«Не святки ли нынче? " – с пустой надеждой вопрошает себя солдат. Не святки, и путники – не ряженые.

– Поторопись, служивый… У нас до государыни дело… Везем вернуть похищенные ларцы, да снадобье чужеземное от многих хворей…

Движения замедлены, речь растянута. Внезапно тот, что ближе, разевает в улыбке синюшную беззубую пасть. В нос солдату бьет чудовищный запах. Назад! Пресвятая Богородица, прости и помилуй!

Всадник снимает треуголку, подставляет взопревшее чело ледяному ветру. Батюшки светы, да он лыс, аки… аки…

Но вот и бумага. Солдат не читает, ему не до нее.

– Поезжай!…

И в мыслях добавляет от себя: «Сгинь, нечистая сила!»

– Вперед, господа! Надобно поспешать!

Спешки в голосе нет. Барышня ворочается и стонет, потирая отбитые бока. «Поедете в подводе, госпожа, – так, пошатываясь, распоряжался перед отъездом Паншин. – Вам будет мягко, ларцы потесним. И дитяти покойнее».

Маша, дабы оградить себя от знаков военно-морского внимания, сочинила, будто она на сносях и желает во что бы то ни стало сохранить плод как память о бедном, бедном, многажды несчастном Руслане.

«Нехристь, из язычников», – упорствовал ревнивый Каретников – сдаваясь, впрочем; он окончательно сдался, когда познакомился с первой, но далеко не последней дозой.

…Солдат спешит в караульное помещение. Запирается, дрожит.

Снаружи воет вьюга, мешаясь с нестройной песней:

– Не-е ве-еешать нос!…

– Путь открыт, господа гардемарины!

12

Когда построили машину времени, возник естественный вопрос о ее использовании. Гагенгум, младореформатор в летах, обладал хорошей практической хваткой. Он быстро нашелся с подходящим предложением, которое сулило государству огромные барыши.

– Машина времени – это то, что сейчас нужно, – такими словами он начал свое выступление. – Ее-то нам и не хватало. Я думаю, что теперь мы сумеем решить проблему захоронения радиоактивных отходов. Мы распахнем ворота и скажем всему миру: добро пожаловать. Деньги хлынут рекой. Если мы отправим отходы в будущее, нам не понадобится проводить решение через Думу. Не будет никакой огласки. А выгода будет огромная. Нам простят все долги и будут упрашивать взять еще.

– М-м, – поднялся министр экологии. – Каковы наши возможности? Насколько мы можем углубиться в будущее? На пять лет? Десять?

– На триста-четыреста, – ответил министр тяжелого машиностроения.

– А в прошлое нельзя?

– К сожалению, нет. И не удастся в ближайшее столетие. Только если обратно к нам, из будущего.

– Жаль! – министр экологии поджал губы, снял очки и начал протирать их замшевой тряпочкой. – В прошлое – гораздо спокойнее! А в будущее – нам же там жить!

– Не жить, – убежденно прошамкал беззубый Гагенгум.

…Потом у него состоялась приватная беседа с премьером.

– Я предлагаю дополнить наш проект секретным протоколом, – предложил Гагенгум.

Премьер-министр задумался и почесал знаменитое родимое пятно, известное всей планете.

– Что-то незаконное? – нахмурился он.

– Не больше, чем всегда. Все под контролем. Но в будущее придется отправить еще одного человека. Ушлый малый, сноровистый, зовут Хайратьян, славная мордашка. И хромосомная аберрация совсем небольшая.

– Почему – Хайратьян? – усмехнулся премьер. – Это прозвище? У него что – шевелюра?

– Избави бог. Лысый, надежный. Горячий сторонник свободного предпринимательства.

– А последствия?