Небесный летающий Китай (сборник)

Машино сердце было разбито совсем по другим причинам. Берлинго не был ей женихом; более того – по замшелому кодексу эпохи, нечаянно ставшей для нее современной, он делался совершенно непозволительной фигурой. Однако кодексы и своды законов тревожили Машу постольку, поскольку угрожали ее анахроническому существованию; у нее был свой взгляд на нравственность и безнравственность. Глубоко, например, безнравственным она считала поведение заботливого дядюшки, каковой Гагенгум не потрудился учесть горячность и простоту нравов местных. Поэтому теперь она хотела одного: вернуться сей же час в петербургскую резиденцию, причем не в ту, что есть, а, разумеется, в ту, что будет. Домой. Для этого годились любые средства. Пускай Гагенгум выворачивается сам.

Она оттолкнула цветастое блюдце, или черт его поймет, что это было – посудину, в общем, оттолкнула с душистым ненавистным чаем и смерила царственным взором Каретникова, заранее уже потерявшего рассудок, а ныне, при личной встрече с помысленным идеалом, ни о каких усладительных имперских делах не мечтавшего и никаких других дев не воображавшего. Тошнота, вновь подступившая, мешалась в нем с романтическим томлением.

В избе было жарко натоплено; всерьез и надолго набычился самовар. По случаю дамы гардемарины, несмотря на жару, были застегнуты на все пуговицы.

– Господин гардемарин! – повелительно молвила Маша. – Пересядьте сюда. Дайте руку. Да вы дрожите, сударь!

– Он нездоров, госпожа, – вступился за товарища Паншин, стремясь в то же время загладить речами естественное убийство. – Мы все нездоровы.

– Что так? – Маша вдруг обрадовалась. Удача плыла ей в руки, материализуясь во влажных ладонях пламенного Каретникова. Теперь она знала, что, как и зачем предложить. Причины нездоровья, в силу скрытности беспечного Руслана, ей были неизвестны, равно как и первоначальные цели воинственного отряда. Зато про героин, которого были навалены полные сани, ей было известно все.

«Вскипятим на свечке, – решила она. – Железную ложку возьму у Руслана».

Господинчев, желая поучаствовать в разговоре, сбивчиво пересказал маловнятные рассуждения недавней бабки. По его, а может – по ее словам выходило, что на отряд напустили порчу.

Паншин согласно кивал, припоминая постоялые дворы и их жутковатых обитателей.

– Помните, господа? – обратился он к напряженным товарищам. – Проезжий ямщик, что меня в дверях пущать не хотел. Глаз у него был ох, какой дурной!

Нащокин, катая во рту очередной зуб, дерзнул возразить:

– Полно вам, Паншин. Там глаза и не видать было. Экая бородища, прямо зверь!

– Христос с ним, – подвел черту Господинчев. – Мы, сударыня, не робкого десятка. Что нам порча! Одно лишь слово вашего дядюшки…

– Он мне не дядюшка, – быстро отреклась Маша. – Он… – она на секунду задумалась. – Он – прислужник и шептун Черного Магистра, который – Антихрист.

Решившись поименовать темную силу, Маша знала, что ничем не рискует. Магистр-Антихрист являлся фигурой, актуальной во все времена, и в восемнадцатом веке цивилизация вполне могла без возражений проглотить подобное блюдо.

И она не ошиблась.

– Mein Gott! – Каретников почему-то перешел на немецкий. – Но как же…

– Ах, сударь, – грустно вздохнула Маша, поправляя косу. – Мой несчастный жених – лицо, известное во всех европейских землях. Он много лет провел в трудах над сочетанием стихий, алкая утешного снадобья… И снадобье здесь, пречудесное чудо. Но исчадие ада, погоняемое завистью, снарядило погоню в низком стремлении захватить благодатный пульвис…

– Пульвис? – переспросил Нащокин.

– Это, брат, порошок, – объяснил ему Паншин. – Но позвольте, сударыня… От названного вами Антихристом дяди мы получили важнейшую миссию… доставить в исправности наисекретнейшие ларцы.

Доставка чего-то куда-то не входила в Машины планы.

– Любезный господин! Тот, кого вы упорно называете моим дядей – окаянный тать, расхититель царского добра. И ваша миссия – всего лишь подлое стремление оного татя прикрыть молодым благородством чудовищность действия. Мне не ведомо, что вы везете, но миссия ваша вредит государству российскому, ибо что доброго может быть от Антихриста?

«Пускай тебя заколют», – подумала она мстительно, адресуя свое пожелание Гагенгуму и не ведая, что тот в сию минуту признается на дыбе в машине времени, чем поощряет палачей к разумной и понятной изобретательности.

Видя произведенное смятение, Маша решила, что сделала еще мало, и надобно добавить.

– Ручаюсь, что ваши ларцы похищены из казны государыни. Ах, как же вы не подумали! Их нужно вернуть, и немедленно, иначе вас всех обвинят в черной измене. Вами играли, вашу отвагу сделали разменной монетой…

– Такие речи, сударыня, звучат странно, – заметил Нащокин. – Вдобавок манера излагать мысли не вполне созвучна общеупотребительной.

– Это все Руслан, – не растерялась Маша. – Мою манеру изменила его ученость, передавшаяся мне в иносказательных словесах.

– Руслан? – удивился Господинчев. – Что за Руслан?

– Мсье Берлинго крестился в православную веру, – быстро объяснила Маша. – Это его христианское второе имя.