Небесный Путь в Россию. Дневник Военкора

Приехавших встречает всё тот же старый Гранд-отель, всё тем же старым булыжником вымощены боковые улочки, и глазам предстаёт всё тот же знакомый вид ломовых лошадей, кротко тянущих свою поклажу. Однако главные улицы отремонтированы, возведён ряд новых жилых зданий, а также огромный театр, где теперь танцует прекрасный, ни с кем не сравнимый московский балет.

"Если бы только не было этой страшной войны, вы бы никогда не узнали Куйбышев, – скорбно замечает один из его жителей. – Согласно планам, старая часть города должна была быть целиком перестроена по самым современным образцам. Кроме того, как центр электроэнергетики он мог бы соперничать с самим Днепропетровском".

Нет ничего дороже для русского сердца, чем вид Волги, и я, как только выдаётся возможность, сразу спешу на набережную. Мимо проходит большой пароход, может быть, тот самый, на котором я путешествовала давным-давно, хотя нынче он совсем не белоснежный, а выкрашенный, как и всё остальное, в цвет хаки. Пыхтя, медленно двигаются буксиры, тянущие за собой вереницы барж, гружённых сладко пахнущей древесиной из великих северных лесов. Катера, полные пассажиров, курсируют туда-сюда с одного берега на другой, и серо-голубую воду усеивают маленькие рыбацкие шлюпки.

День за днём я, придя в одно и то же место, сижу на скамейке, глядя на Волгу. Часто ко мне подсаживается какой-нибудь прохожий, и вскоре мы погружаемся в беседу. Но о чём бы мы ни стали разговаривать, всё неизменно заканчивается войной, и я всегда слышу один и тот же вздох, сопровождаемый тоскливыми словами: "Если бы только они открыли второй фронт!" Это похоже на печальный рефрен, который слышишь повсюду – в Куйбышеве, в поезде, в Москве.

Старик за гостиничной стойкой на моём этаже, отвечающий за ключи, ежедневно ведёт учёт бомбардировок Германии и оккупированных ею стран. Он слушает новости по висящему позади него радио и, аккуратно поправляя очки, записывает на клочке бумаги число взрывов в Берлине, Штутгарте и Бухаресте. По моей просьбе он медленно и с выражением зачитывает мне радостные вести, будто он сам принимал участие в бомбометании. А закончив, он неизменно вздыхает, вновь поправляет очки и шепчет как бы самому себе: "Эх, если бы только уже был второй фронт! Как быстро бы мы их победили!"

Он больше не спрашивает меня, будет ли открыт второй фронт; он просто жалеет, что того ещё нет. И когда я разговариваю с людьми из всех слоёв общества, я понимаю из услышанного, что с ними произошли большие перемены. Сначала они горячо верили, что второй фронт появится со дня на день.

"Каждое утро я просыпалась с одной мыслью: ну, конечно же, его уже открыли, – делится пожилая женщина, у которой на войне несколько сыновей. – Потом я слушала радио, и моё сердце сжималось. Сегодня его опять нет".

Кто-то говорил о нём с надеждой, кто-то несмело, кто-то сокрушённо, кто-то нетерпеливо и сердито. Да, сначала они верили, что это произойдёт вот-вот. Затем пришло непонимание, после – разочарование, и в конце концов – сомнение и даже неверие. Нынче они пожимают плечами, смутно надеясь, что это-таки когда-нибудь да осуществится. В этом важнейшем для них вопросе они испытали всю гамму эмоций, и выражение "второй фронт", несомненно, навсегда останется в их сознании.

Россия военного времени не похожа ни на одну из Россий, которые я так хорошо знала ранее: дореволюционную, революционную и периода первой и второй пятилеток115. Это новая Россия, яростно патриотичная, прилагающая все усилия для уничтожения врага и объединённая всепоглощающей ненавистью к Гитлеру и всему, за что тот выступает. Но бок о бок с этой лютой злобой к тем, кто, вторгшись на эту землю, осквернив и унизив её, заставил порабощённых там людей от Балтийского до Чёрного морей страдать от невообразимых мук – бок о бок с ней живёт безграничная любовь к России.

Известный писатель Илья Эренбург недавно так сказал в одной из своих пламенно-патриотических статей: "Оказавшись в глубокой шахте, чувствуешь, что такое воздух. Когда мать больна, чувствуешь всю силу любви к ней. В эти суровые дни мы поняли, что враг грозит России, и одна мысль одушевляет нас: отстоим Родину! … Мы любим её громко, торжественно, как мощное государство. И мы любим её просто, задушевно, по-семейному, как свою избу. Мы любим её достоинства и её недостатки, её славу и её обиды".

Так Эренбург суммирует чувства всех сегодняшних россиян. Как истинный патриот, он постоянно находится на фронте, в тесном контакте с армией, получая сотни писем от солдат, восхищающихся им за его пламенные речи и статьи, написанные пером, смоченным то в лютой ненависти к врагу, то в безграничной любви к родной земле.