Небесный Путь в Россию. Дневник Военкора

На дворе, должно быть, половина третьего ночи. Раздаётся стук в дверь, и знакомый непрошенный голос кричит что-то про самолёт.

"Хорошо, хорошо! Я полагаю, что он снова не вылетает. Прошу, уходите", – возмущённо откликаюсь я, натягивая одеяло на голову и бормоча что-то в подушку.

На протяжении пяти ночей без каких-либо изменений повторяется одна и та же изматывающая процедура. Регулярно в половине третьего, задолго до рассвета, Хасан, ночной дежурный моего тегеранского отеля, стучит в мою дверь, должным образом сообщая, что нет, мне не нужно вставать, поскольку мой самолёт вылетает не сегодня в четыре утра, а, возможно, завтра. Никакие убеждения с моей стороны, давшие бы мне спокойно проспать всю ночь, равно как и небольшие подарки в местной валюте, известной как риалы и туманы, не оказывают на его суровый распорядок дня ни малейшего влияния.

Но на сей раз для разнообразия я слышу нечто иное – да, я должна собираться незамедлительно, ведь мой самолёт отбывает через полчаса.

В дикой спешке я вскакиваю с постели, брызгаю на себя несколько капель холодной воды, медленно сочащейся из древнего крана, набрасываю кое-какую одежду, хватаю чемоданы и мчусь вниз по лестнице к ожидающей меня машине.

"Вы опоздали! Вам не успеть! – сурово бросает водитель. – Сейчас почти четыре, а самолёт вылетает в половине пятого. И он не будет вас ждать".

"Почти четыре?!" – выдыхаю я, сверля укоризненным взглядом удаляющуюся спину Хасана, пока та проворно не исчезает в отеле. В кои-то веки он забыл в назначенный час разбудить меня и именно в то утро, когда был внезапно назначен вылет.

Мы мчимся на головокружительной скорости по улицам Тегерана, сейчас совершенно пустым, если не считать редких групп маленьких серых осликов, тащащих свой обычный груз овощей и фруктов.

В темноте аэропорта я едва могу различить очертания судна, на котором мне предстоит лететь. Однако, несмотря на всю спешку и суету, время идёт, и лишь когда наступает рассвет, мы наконец-то отправляемся в путь.

Покинув Тегеран – одну из немногих открытых дверей в Советский Союз – и пролетев на большой высоте над горами к Каспийскому морю, вскоре попадаешь в совершенно новый мир – мир огромных открытых пространств, пустынь и степей, которые, кажется, простираются без всяких пределов до едва различимой линии горизонта.

Именно тут начинаешь осознавать необъятность России, летя часами и над золотыми песками Баку, и над голубыми водами Каспийского моря и залива Кара-Бугаз, и над степями и равнинами, лишь изредка мельком замечая Волгу или Урал, киргизские стойбища и редкие полоски возделанной почвы.

"Только взгляните на просторы вашей земли! – восклицает иностранец, сидящий рядом с молодым офицером Красной армии (оба напротив меня). – Ведь со всей этой территорией на восток от Волги до Уральских гор и Сибири, само́й по себе являющейся континентом, вы всё равно останетесь одной из крупнейших стран в мире".

"Что вы имеете в виду? – гневно покраснев, возмущается русский. – Вы хоть на мгновение можете себе представить, что мы когда-нибудь позволим отнять у нас даже кусочек Европейской России на более-менее продолжительный срок? Не волнуйтесь. Скоро мы разобьём и уничтожим Гитлера с его ордами и, если потребуется, даже без какой-либо поддержки извне".

"Разумеется, мы так и сделаем, – соглашается мужчина постарше, тоже русский, что сидит рядом со мной. – Однако прямо сейчас помощь союзников нам не помешает. В конце концов именно мы несём на своих плечах бо́льшую часть непосильного бремени, так как с нами сражается не только Германия, но и вся оккупированная Европа. Наша родная земля во многих местах разорвана, растоптана и изранена, и кровь льётся и льётся рекой. Вот если бы только открыли второй фронт!"

Глубоко вздохнув, он замолкает, и снова воцаряется тишина. Я смотрю сквозь маленькое стекло на мир подо мной, думая, что никогда-никогда ни один враг не сможет надолго захватить и удерживать эти бесконечные вёрсты русской земли. Встав, я иду к передним сиденьям, дабы присоединиться к иранскому послу и его дочери.

Но вот мы наконец добираемся до Куйбышева, в дореволюционные времена звавшегося Самарой. Я видела город много раз, когда меня девочкой родители брали с собой в те знаменитые речные круизы по Волге из Горького (тогда Нижнего Новгорода) в Астрахань и обратно.

Посол Ирана любезно предлагает мне воспользоваться второй машиной из тех, что приехали встречать его в аэропорт, и на ней я прибываю в американское посольство.

Внешне Куйбышев не сильно изменился с тех дней, когда мы, сойдя с парохода и взяв обзорную экскурсию по городу, пару часов катались на дрожках, громыхая по булыжнику, натыкаясь на колеи и ямы, глотая облака пыли и смеясь надо всем, а после радостно возвращаясь на палубу, казавшуюся после городской суеты уютным прибежищем.