Небесный Путь в Россию. Дневник Военкора

Некоторое время, оттеснённая толпой, я стояла у входа рядом с конторкой, где продаются восковые свечи. Затем я стала на русский манер мало-помалу протискиваться к алтарю. Наконец мне удалось добраться до центра зала, где на квадратном возвышении, укрытом толстым ковром, стоял в сверкающем облачении митрополит Киевский Николай, с которым я неоднократно общалась на протяжении ряда лет после революции, когда он был епископом Петергофским. Прошедшие годы не сильно изменили его, и его голос, звучавший чисто и высоко, обладал тем же "золотым качеством", неизменно восхищавшим его последователей.

Начальная иллюстрированная страница статьи Ирины Скарятиной "Вечерни в Москве", опубликованной 02/01/1943 в журнале Кольез

Оба хора пели попеременно, но иногда песнопение подхватывала и вся паства, и тогда оно звучно и впечатляюще прокатывалось по всему собору. Из-за присущей военному времени и повсюду неукоснительно соблюдающейся экономии электроэнергии возле возвышения митрополита горела только одна лампочка. В остальном собор был погружён во тьму, если не считать мерцающего света восковых свечей и лампад, зажжённых пред иконами. Паства, состоявшая в основном из женщин пожилого и среднего возраста, имела кое-где вкрапления девушек помоложе, и то же самое относилось к мужчинам.

Пока я медленно пробиралась от входной двери к алтарю, мне пришлось некоторое время постоять рядом с очень древним стариком, обладавшим развевающейся седой бородой и выглядевшим точь-в-точь как библейский патриарх. Хотя и приглушённым, однако прекрасно слышимым голосом он произносил слова молебна, всего на секунду опережая духовенство, и когда молодой священник запнулся и пропустил слова, достопочтенный старец, укоризненно покачав головой, пробормотал: "Что с тобой такое, батюшка? Ты что – Гитлер?" А затем повторил всю строку дважды – для себя и для меня тоже. После чего ему пришлось молиться быстрее, дабы наверстать упущенное и вновь опередить службу.

Просочившись чуть дальше и остановившись на пару минут возле пожилой дамы в длинном чёрном пальто и с обёрнутой вокруг головы шалью, я опять невольно подслушала, как та тихим голосом, с частыми поклонами и крестными знамениями, вновь и вновь молилась о сохранении жизни своего сына Василия на поле брани и о победе русской армии. И по мере того, как я продолжала двигаться вперёд, до меня со всех сторон долетали глубокие вздохи и шёпот молитв о близких, находящихся в опасности, об окончании войны, о победе и мире, а также о погибели антихриста Гитлера.

Было удивительно слышать в русской церкви это имя и осознавать, что так или иначе оно принесло боль и страдания почти всем там находившимся.

Да, в этом старинном русском храме присутствовала тень "антихриста Гитлера", и, как и много раз прежде в тысячелетней истории России, люди плакали и молились о том, чтобы захватчик, будь то татарский хан, или Наполеон, или Гитлер, был побеждён и уничтожен, а земля вновь стала свободной. И в их глазах – у одних полных слёз, у других сухих, но красных от долгих рыданий, у третьих сияющих отвагой – я снова видела ту безграничную любовь к России, которую сейчас можно найти повсюду.

В конце богослужения митрополит выступил с речью. Темой его проповеди была война и то, что нет большей любви, чем отдать свою жизнь за други своя.

Когда всё закончилось, я встала у входной двери, где небольшая стайка женщин ожидала, что митрополит пойдёт к выходу мимо них. Поскольку мы с ним в давние времена были немного знакомы, я решила, что также хотела бы с ним пообщаться. Возможно, он узнал бы меня, и, возможно, ему было бы приятно меня увидеть. С этими мыслями я и ждала терпеливо, пока разойдутся прихожане. Наконец собор опустел, если не считать маленькой группы, присоединившейся к нарядной старушке в белом фартуке и пушистой зелёной шали, деловито расхаживавшей, гремя связкой огромных ключей, и тушившей лампады и свечи. Внезапно заметив нас и резко прервав свою работу, она покачала головой и нахмурилась. В следующее мгновение она твёрдой поступью направилась в нашу сторону, глядя на нас строгим взглядом светлых старческих глаз и выражая своё неодобрение каждым движением невысокой, крепко сбитой фигуры.

"Нечего теперь, мои дорогие, слоняться тут без дела, – строго сказала она. – Вы прекрасно провели время, помолились, и наш батюшка митрополит помолился за вас. Чего вам ещё нужно? Служба закончена, и я собираюсь запирать, так что ступайте с миром. Вы меня слышите? Идите! Идите!"

Казалось, ещё чуть-чуть, и она, взмахнув перед нами своими пышными юбками, закричит: "Кыш!" Однако я решила протестовать.

"Я бы хотела переговорить с митрополитом", – начала я, но тут же была прервана её возмущённым возгласом.