Небесный суд

— Сразу видно, что ты не приучен обращаться с этой штукой, парень, — раздался голос священника. Несмотря на преклонный возраст, святой отец двигался бесшумно, с грацией кошки. Было в старике и кое-что другое, вызывавшее по меньшей мере недоумение. Например, как порой двигалась его тень — быстрее, чем подобает его почтенному возрасту. Она также была крупнее, чем его тело, как будто принадлежала какому-то другому человеку. — Вообще-то, мне кажется, что ты чистишь пистолет с меньшим удовольствием, чем ту болтающую всякие непристойности штуковину, которую прячет у себя твой приятель паровик.

Оливер положил пистолет на расстеленный на подоконнике лоскут материи.

— Я только один раз стрелял из него. Если я и попал в цель, то по чистой случайности.

— Я уже понял. Сколько тебе лет, сынок? На вид ты должен вот-вот закончить школу, а не таскаться следом за пройдохой Гарри Стейвом.

— Меня выгнали из школы сразу после того, как мое имя внесли в список тех, кто должен постоянно отмечаться в полицейском участке графства.

— Понятно, — ответил священник. — Выходит, в твоих жилах течет немного дикой крови, я угадал? Это плохо. В наших краях колдовского тумана совсем немного. Сдается мне, он плохо смешивается с токами земли и газом, на котором сидим. В Шэдоуклоке скорее умрешь от того, что легкие почернеют от копоти, чем от гиблого тумана.

— Значит, поэтому вы и живете здесь? — удивился Оливер.

— Я живу там, где нужен людям, — ответил священник. — Я уже слишком стар, чтобы бояться тумана, мой мальчик. Слишком стар, чтобы успеть дожить до изменений, если бы это коснулось меня. Кроме того, все мы в один прекрасный день умрем, если не от тумана, то отчего-то еще.

— А зачем вам нужно было привозить джин горнякам?

— В твоих словах мне слышатся меркантильные рассуждения Гарольда Стейва, — ответил старик. — Существует много разновидностей преступлений. Например, в Шэдоуклоке нет комиссий по делам бедняков, которые помогали бы этим несчастным в трудные минуты их жизни. Шэдоуклок — горняцкий город. Если ты не трудишься на рудниках, то губернатор не допустит, чтобы ты занимал ценное жизненное пространство. Тебя тут же заменят на кого-то более нужного, более трудоспособного и ценного. В Шэдоуклоке лучше быть здоровым и никогда не получать увечий и не болеть.

— Вы рассуждаете как настоящий карлист, — заметил Оливер.

— Ты не первый, кто мне это говорит, — согласился священник. — Но если быть до конца честным, то следует признать: в «Обществе и общем деле» не сказано ничего нового по сравнению с тем, о чем в свое время уже поведал какой-нибудь пророк. Люди — вот и все, что имеется у людей. Мы должны всегда искать друг друга.

До Оливера неожиданно дошла суть того, чем всю свою жизнь занимался этот старик.

— Вот почему вы занимаетесь контрабандой! Заработанные неправедным путем деньги нужны вам для того, чтобы помочь семьям, о которых следовало бы заботиться совету по делам бедняков.

— Потише, сынок! Государству вряд ли придется по вкусу, если оно узнает о том, что у меня имелась система двойного налогообложения, и я проворачивал свои дела прямо у них под носом.

— Но ведь Гарри каким-то образом обо всем узнал.

— Как я понимаю, с твоей стороны это вежливый вопрос, сынок. Тебе ведь интересно, каким способом он взял меня за горло, — произнес священник. — Что ж, я на него отвечу. Его людей заботит лишь безопасность этого места, но им глубоко наплевать, если кто-то снимает пену с ворот здешней таможни. Они смотрят на подобные вещи так же, как и я — люди пьют спиртное и курят с незапамятных времен, и непременно найдется тот, кто будет поставлять им и курево, и выпивку. Мне же больше всего хочется, чтобы в этих краях было как можно меньше детей, плачущих по ночам от голода.

— В вашем голосе звучит усталость, — заметил Оливер.

— Да, я очень устал, юный странник. Жизнь в моем возрасте так же трудна, как и армейская служба во время войны. Всех, кого ты когда-то любил, всех, кого ты когда-то знал, давно покосили годы. Я их всех пережил — жену, друзей, даже большую часть врагов, Со мной остался лишь гнев на неразумность окружающего мира. Откуда эта бессмысленная жестокость? Напыщенность и тщеславие тех, кому не достает образованности? Чаще всего мне хочется силой заставить мир немного поумнеть.

Оливер не знал, что ответить на слова старого священника. Внимать ему было то же самое, что слушать раскаты грома затихающей бури. Их места в мире разделены, так сказать, пропастью лет. От общения со стариком Оливер почему-то испытывал необъяснимую неловкость, однако была ли тому виной скрытая угрюмость священника? Или же предчувствие, что через семьдесят лет и он сам, возможно, станет таким же?

Стоя на нижней площадке лестницы, Оливер услышал, как его зовет Стимсвайп.

— Мне надо идти!

— Ступай, мой мальчик.