Похороны были скромные и какие-то неприлично поспешные. Никто не пришел проститься с Арнольдом. Как будто сироту хоронили. Лабухи, с утра нетрезвые, фальшивя, исполняли траурный марш. Скорбные звуки его плыли над кладбищем, тем самым, где пять дней назад хоронили Марту. Присутствовали Оля, Маренич и соседка Зоя Никитична, на которую Оля наткнулась в парадном и которая, приняв ее за Марту, спросила, что за шум был у них сегодня ночью. Оле пришлось объяснить, что Арнольд умер. Зоя Никитична разахалась, заплакала и увязалась с ними на кладбище.
За прошедшие пять дней добавилось десятка полтора свежих могил. Цветы на могиле Марты успели завянуть. Ветер играл черной ленточкой венка, и было похоже, как будто большая бабочка машет крылом. С того места, где стояла Оля, была видна надпись на кресте Мартиной могилы: «Наталья Михайловна Никоненко».
Она старалась не смотреть туда.
– Я не хочу вас ни о чем спрашивать, – сказал Маренич, когда они, усадив Зою Никитичну в машину, отошли поодаль и присели на скамейку. – То, что произошло, трагическая, нелепая случайность. Я уполномочен передать вам некую сумму… и вот вам мой телефон, на всякий случай. – Он протянул ей сверток и сложенный листок из блокнота с номером телефона.
– У меня уже есть телефон вашего человека, – сказала Оля.
– От какого человека? – удивился Маренич.
– Я не знаю, как его зовут, он требовал позвонить ему и передать «цацку», как он выразился, а не то обещал размазать меня по стенке.
– Этот номер у вас? – спросил Маренич, и лицо его стало неприятным.
Оля протянула ему листок.
Он мельком взглянул и сказал:
– Я разберусь. Не бойтесь, он ничего вам не сделает.
– Это ваш подчиненный?
– Да, в каком-то роде.
– Это он избил Арнольда?
– Да, – сказал Маренич после паузы.
– И что ему за это будет? – допытывалась Оля, недобро глядя на него в упор.
– Поверьте, я сделаю все… – начал было Маренич, но Оля перебила его:
– Ничего ему за это не будет! Арнольд похоронен, мне заплатили… Ничего не будет, правда? И вы это прекрасно знаете! Вы немолодой человек, вы мне в отцы годитесь! – В голосе ее зазвенели истерические нотки. – Как вам не стыдно? Почему вы с ними? Почему? Неужели все можно купить?
Маренич молчал. Она поднялась, бросила пакет с деньгами на скамейку рядом с ним и пошла к выходу…
Глава 3
Почему их две?
Оля добралась домой около четырех. Погода портилась, начинался дождь. Она заперла дверь на оба замка и цепочку, сбросила туфли, нагнулась и стала шарить рукой под вешалкой в поисках шлепанцев. В это время раздался телефонный звонок. Она, не торопясь, пошла в кабинет и выдернула шнур из розетки. Телефон замолчал, словно поперхнулся собственным звоном. Вот так! Лицо ее было угрюмым. Она чувствовала себя вялой, опустошенной, измученной после бессонной ночи, похорон Арнольда, от всей этой новой нелепой истории, которая с ней приключилась. Вытащив из сумочки листок с телефоном «подчиненного урки», который обещал размазать ее по стенке, она положила его на туалетный столик в комнате Марты. Текстом вверх. Только в автобусе, по дороге домой, она обнаружила, что листок был исписан на обороте. Это было признание Арнольда. Он так и написал вверху: «
«Я виноват в смерти моей жены Марты. Мы поссорились из-за подвески, которую она подменила. Я толкнул ее, она упала и ударилась головой. Вину свою признаю и готов нести за нее полную ответственность». Ниже – подпись и дата.
Рядом с «признанием» Арнольда на туалетном столике лежали две подвески, почти одинаковые. Почти, так как одна была более тонкой работы, другая – чуть грубее. И обе, увы, были фальшивые.
На полу по-прежнему высились горы из белья и одежды. Дверцы шкафа были распахнуты, ящики комода выдвинуты. Казалось, в комнату ворвался ураган, опрокинул все вверх дном и умчался.
Оля принялась подбирать с пола вещи, аккуратно складывать и убирать в шкаф или комод. Ей необходимо было как-то занять себя – это помогало сохранить душевное равновесие. Время от времени она поглядывала на туалетный столик, где лежали «вещдоки» и думала: «Почему их две?» Вспоминала Владимира Григорьевича и деньги, которые он ей предложил… Кто она такая, чтобы судить? А ее, Олю, разве не за что судить? Есть! Еще как есть! Почему с ней вечно случаются какие-то нелепые, дурацкие истории?
Она снова вспоминает про деньги и думает… что напрасно не взяла их… она слишком бедна, чтобы иметь убеждения. Прав Борис! Она вспоминает соседку Зою Никитичну, которая приняла ее за Марту. Неужели они с Мартой так похожи?