Небьющееся сердце

В один прекрасный день, вернее, вечер, Риека привела Олю в «Касабланку», познакомиться с папой Аркашей и посмотреть шоу. Оля, как зачарованная, смотрела на Риеку, которая из скандальной уродливой лягушки превратилась в прекрасную царевну – богиню Майю. Она сидела, не в силах пошевелиться еще долго после того, как замер последний шелестяще-заунывный звук индейской дудочки…

Риека, с размытым гримом на лице, босая, тяжело дыша, прошла мимо, бросив на ходу:

– Ты что, Ташка, заснула? Пошли ко мне чай пить!

Оля смотрела «Богиню Майю» из-за кулис, сидя на «служебных» местах, и видела Риеку не спереди, как зрители, сидящие в зале, а сбоку. Чтобы лучше видеть, ей приходилось вытягивать шею, и это было очень неудобно, но она просидела все представление как натянутая струна, не шелохнувшись.

Потом выступала нимфетка Кукла Барби, которой было далеко до Риеки, потом Орландо, о котором она много слышала от Риеки. Оля с трудом поверила, что Орландо – мужчина, настолько женственно-убедительно он изображал Диву. Оля погрустнела, так как поняла, что ей далеко до всех Аркашиных артистов, что так, как они, она не сможет никогда. И вообще, куда она лезет? После недели репетиций, не имея сценического опыта, не обладая талантом… Какая из нее актриса?

Риека на все ее страхи ответила, что она, мол, не в драматический на главную роль идет, а в кабак! Это две большие разницы. Понятно? Хоть и «Касабланка», а все равно кабак. Да там любая уродина в купальнике уже красавица. Тебе нужно быть просто красивой полураздетой бабой, слегка танцующей и поющей, сказала Риека. Не забывай только выставлять колено и вертеть задом.

Еще через неделю она сказала:

– Хорош! Идем сдаваться!

– Как, уже? – испугалась Оля. – Ты думаешь, я готова?

– Не знаю, – честно ответила Риека, – звезд с неба ты, конечно, не хватаешь, чего нет, того нет, но работаешь уже вполне прилично. Добавь сюда грим, шикарное платье, свет, музыку, а также гостей сильно на взводе, и, я думаю, сойдет. Аркаша еще тебя причешет.

– Ты думаешь, я ему понравлюсь? – спросила Оля.

И опять решительная Риека затруднилась с ответом.

– Не знаю, – сказала она, подумав. – Посмотрим!

* * *

… – Риека, деточка, с чего ты решила, что твоя подружка должна выступать на сцене? – спросил папа Аркаша у Риеки, полюбовавшись на Олю, стягивающую перчатки.

– Как это? – не поняла Риека.

– Я знаю, – продолжал папа Аркаша, – что ты у нас женщина решительная, энергичная, ты хочешь помочь Наташеньке, но почему непременно на сцену?

– А куда? – удивилась Риека. – Назад в библиотеку?

– Наташенька библиотекарь? Ну вот видишь, у нее прекрасная профессия.

– Да она чуть с голоду не померла в своей библиотеке! Однажды журнал с голодухи съела! Импортный, правда, Ташка?

– Да! – подтвердила Оля. – «Бурду»!

Она с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Папу Аркашу она больше не боялась, он был совсем не страшный, и у него было смешное лицо. Она ему не понравилась, это ясно, но ей почему-то все равно хотелось смеяться. Оля очень нервничала перед выступлением, выступала хуже, чем дома, и когда закончила изображать Гильду, почувствовала облегчение и пустоту. Она думала, что Гильда – любимая героиня папы Аркаши, а она, Оля, покусилась… Да кто она такая, чтобы покушаться на идеал!

– Какую бурду? – не понял папа Аркаша.

– Немецкую, журнал такой!

– А-а-а, так это журнал! – рассмеялся папа Аркаша. – У бошей бумага первый класс. Хочешь – ешь, хочешь – читай! Немцы, одним словом.

– А хочешь – подотрись! – взвизгнула Риека в полном восторге и забухала своим оглушительным смехом. Мягким тенорком заблеял папа Аркаша, захохотала, запрокинув голову, Оля. Отсмеявшись, они некоторое время молчали, глядя друг на друга.

– Наташенька, дитя мое, повторите ваш номер еще раз, – попросил папа Аркаша. – Или нет… лучше, смотрите. Я – Гильда!

Папа Аркаша скрылся за кулисой. Прошла минута, другая. Папы Аркаши все не было.

– Держит паузу, – прошептала Риека. – А интересно, как он стянет перчатки?

Аркаша стянул перчатки с одной руки, потом с другой именно так, как стягивала их Гильда. Причем не настоящие, а воображаемые, что было, наверное, еще трудней. Он стоял на сцене, выпрямив спину, даже слегка изогнувшись назад, грудь вперед, в пестром твидовом пиджачке, надетом на зеленую футболку. Вот он сделал несколько стремительных па, пропел слабым приятным голосом: «Put a blame on me, boy, put a blame on me… па-ра-ра-ра-ра… Не помню как там дальше… не важно! – И повторил еще раз: – Put a blame on me, boy, put a blame on me…»[5] – а потом стал стягивать перчатки, улыбаясь и приподняв плечи, долго, томительно, глядя на девушек так, что… мороз по коже, потом швырнул перчатки в зал, потом спустился вниз, к столикам. Риека и Оля, затаив дыхание, наблюдали за Аркашей. Риека подтолкнула Олю локтем, Оля кивнула – да, мол, понимаю!