Небьющееся сердце

Оле страшно. Она обводит взглядом гримерную – небольшую комнату без окон, ярко освещенную и почти пустую, если не считать туалетных столиков с большими зеркалами, пары мягких стульев, старого кресла с потертой гобеленовой обивкой вишневого цвета и низкого широкого дивана. «Корыто! – называет его Риека. – Представляешь, сколько поколений на нем трахалось?» На нем Оля и Кукла Барби лежали по очереди, расслабляясь перед выходом. А могли бы и вдвоем или даже втроем – места хватило бы и для Риеки. Две двери: одна в коридор, другая – в кладовку. Дверь в кладовку беспокоит Олю, ей кажется, что в кладовке кто-то прячется. На стене висит шикарное платье Гильды; на болванку, стоящую на столике, надет ее темно-каштановый парик. В коробочке – ее бижутерия, а на полу у дивана – черные изящные велюровые туфельки.

Оля смотрит на часы. Риека уже закончила выступать и пьет зеленый чай у себя в комнате. Минут через сорок ее, Олин, выход. Она выступает уже три недели, почти не боится людей в зале, заучила все движения Гильды: разбуди ночью, повторит с закрытыми глазами, и продолжает каждый день репетировать. А все равно, выходя на сцену, испытывает страх – до дрожи в коленках, до тошноты! Она знает, что выступает гораздо хуже, чем тогда, в самый первый раз, и ей неловко перед папой Аркашей, который, как ей кажется, уже поглядывает на нее с недоумением.

– Что же делать? Бежать? Куда?

Безнадежные мысли сверлят мозг и повторяются с настырностью заезженной пластинки…

А ведь все было так хорошо! Она была счастлива, когда они репетировали, и потом, когда она выступала… в тот, самый первый вечер… и новые друзья у нее появились! Басти – господин де Брагга, необыкновенно умный человек, в котором чувствуется внутренняя сила, даже Киви его побаивается и уважает, не позволяя себе ничего из того, что позволяет себе, когда Басти уходит. И Костя Крыников, такой славный и веселый – Риека говорит, он миллионер. У нее никогда не было таких друзей! И папа Аркаша!

– Если у меня будет получаться, – говорила она себе, – я заберу Кирюшу!

Ах, если бы не Басти и его слова о том человеке… А что, если попросить помощи у Басти? Или у Кости Крыникова? Но тогда придется рассказать им все, и, кто знает, захотят ли они после этого иметь с ней дело.

Она вспоминает, как на первые заработанные деньги купила себе страшно дорогой купальник и французские духи – не удержалась! Господину де Брагга – трехтомник Монтеня, Риеке – лайковые лиловые перчатки, мягкие, как шелк… А половину перевела Старой Юле и Кирюше.

Она теребит в пальцах монетку с барашком, заговоренным де Браггой, и шепчет:

– Защити меня! Пожалуйста!

Она вспоминает, как ей было хорошо… как она смеялась шуткам Кости, кокетничала с де Браггой, пила шампанское… А потом, когда к ним подошел папа Аркаша, она бросилась ему на шею, и они поцеловались! Оля улыбается. Вспоминая, она словно смотрит на себя со стороны, удивляясь раскованности и свободе, которые испытывала в первый раз в жизни. А потом вдруг все кончилось.

– Мужчина за угловым столиком не сводил с вас взгляда, – сказал де Брагга, а Риека громко захохотала. – И я его прекрасно понимаю!

Она почувствовала, как что-то оборвалось в груди… Во время выступления она пыталась рассмотреть человека за последним столиком…

– Да что с тобой? – повторяла Риека. – Встряхнись! Квелая как бледная поганка! Что случилось?

Оле вдруг показалось, что скрипнула дверь в кладовую, и ужас острой и холодной пикой пронзил позвоночник. Она судорожно вздохнула и вцепилась пальцами в край стола.

– Психопатка! – одернула она себя. – Истеричка! Здесь же полно людей! Пусть только попробует!

Дверь снова качнулась. Оля повела взглядом по комнате в поисках оружия. Схватила стоявший в углу поломанный карниз и застыла, не сводя взгляда с двери. На секунду ей стало легче, и она осторожно двинулась к двери. Держа карниз наперевес, как копье, легонько ткнула дверь. Дверь, как будто только и ждала того, скрипнула и легонько подалась. Оля ткнула сильнее. Дверь распахнулась и ударилась о стену. Там было темно, тихо и страшно. Оля подошла ближе, вглядываясь в сумрак… ей показалось, что там кто-то прячется. Из кладовки тянуло затхлым. Она была забита коробками, поломанными стульями, на полу стояла громадная гипсовая ваза, неясно угадывались еще какие-то предметы. Оля протянула руку, собираясь включить свет…

Она так увлеклась, что не услышала, как повернулась ручка входной двери, и дверь бесшумно отворилась, пропуская внутрь человека. Мужчина сделал шаг вперед, и тут Оля, инстинктивно почувствовав присутствие чужого, резко обернулась, выронив от неожиданности карниз. Карниз с шумом упал на пол, а Оля вскрикнула и, закрыв рот ладонями, с ужасом смотрела на вошедшего…

* * *

…Они стояли вокруг дивана: несчастный, растрепанный папа Аркаша; печальный де Брагга; серьезный Крыников со сведенными бровями и ртом, сжатым в узкую полоску; по-щенячьи скулящая Кукла Барби – это она подняла тревогу… вбежала в гримерную и увидела… на диване!