Небьющееся сердце

– Я закричала: «Натка, ты что, уснула? Твой выход!», – всхлипывая, снова и снова рассказывала Кукла Барби. – И схватила ее за руку! А рука холодная и мертвая… и стукнулась о пол… костяшками!

Риека стояла тут же, некрасивая, с темными разводами слез на лице. Орландо тоже был в комнате, сначала стоял, опираясь спиной о стенку, потом сполз вниз и осел на полу безжизненным игрушечным паяцем, свесив голову.

– Это я виновата, – сказала вдруг Риека. – Она чувствовала смерть, говорила, что кто-то ходит по ее могиле… а я сказала, чтобы она не болтала ерунды, что от ее кислой рожи кони шарахаются! – Она всхлипнула. Де Брагга похлопал ее по спине, утешая.

Крыников потянул за рукав папу Аркашу, отвел в сторону.

– Что вы собираетесь делать? – спросил он.

Папа Аркаша пожал плечами. Вид у него был совсем больной.

– Не знаю, полицию, наверное, нужно…

– Никакой полиции! – Крыников был категоричен. – Вам не нужна такая реклама… да и всем нам тоже. Знаете, что сейчас начнется? Допросы, репортеры! И «Касабланку» прикроют. Я сию минуту вызову своего врача… нужны ее документы.

– А как же… – начал папа Аркаша, с трудом понимая, о чем говорит Крыников, – ведь ее же убили!

– Мой врач даст заключение, что у нее было больное сердце… понервничала перед выступлением и… вот!

– А рана на голове? Там же кровь!

– Упала, ударилась о ручку дивана. Я видел дверь напротив в коридоре, – сказал он деловито. – Что за дверь?

– Во двор. Продукты привозят.

– Пошли посмотрим.

– Она всегда заперта, – сказал папа Аркаша. – Ключ висит на гвозде слева от двери. Вот он!

Ключа на месте не было.

Крыников потянул за ручку двери, и дверь отворилась, впустив прохладный ночной воздух. Крыников выразительно посмотрел на Аркашу. Тот пожал плечами, пробормотав что-то вроде:

– Не понимаю…

– А там что? – Крыников вышел на крыльцо и всмотрелся в темное недоброе пространство. Тусклая лампочка над дверью выхватывала небольшой полукруг около крыльца, за пределами его угадывались какие-то ящики, кучи строительного мусора, автомобиль без колес. Пахло тленом, гниющими овощами, пылью и кошками.

– Двор, – ответил папа Аркаша.

– Закрытый?

– Проходной…

Цепь проходных дворов тянулась параллельно улице вдоль всего квартала. По улицам ходили люди, которым нечего было скрывать, а дворами мог попасть в нужное место злоумышленник, тать ночной, преступник. Просочился меж мусорных куч, сделал свое черное дело и ушел, никем не замеченный и безнаказанный.

Мужчины все еще стояли на крыльце. Крыников всматривался во мрак, папа Аркаша бессмысленно топтался рядом. Вдруг дурным голосом заорала кошка, и они вздрогнули. Ночь была тусклой, какой-то нечистой, небо – белесым от реклам и городских огней; ни одной звезды не светилось наверху. Грязный, дурно пахнущий, притаившийся двор лежал перед ними, как олицетворение беспорядка, безнадежности и нищеты. Крыников поежился и сказал:

– Здесь, наверное, полно крыс!

– Что? – не понял папа Аркаша.

– Крыс, говорю, много.

Папа Аркаша пожал плечами и промолчал.

– И дверь отперта, кто угодно мог зайти…

…В гримерной ничего не переменилось за эти несколько минут. Орландо лежал на полу бесформенным изломанным застывшим манекеном. Кукла Барби сидела с ногами в кресле, тихонько плакала. Де Брагга и Риека стояли поодоль друг от друга, но тем не менее по каким-то неуловимым признакам угадывалась связь меж ними. На звук шагов папы Аркаши все повернулись в надежде, что тот принес какие-то известия, что-то, что внесет хоть какой-то смысл в происходящее. Папа Аркаша зажмурился от яркого света и молча стал около Риеки.

И вдруг Риека, бунтарка по натуре, закричала:

– А может, она живая? Не может быть! Может, просто обморок?

Она шагнула к дивану, на котором, запрокинув голову и разметав по подушке прекрасные волосы Гильдиного парика, лежала женщина в черном платье: пугающе неподвижная, с бледным лицом и наметившейся уже синевой под глазами. Тонкая белая рука свешивалась до пола… Де Брагга положил руку на плечо Риеки, удерживая ее на месте, и она послушно остановилась. Только и пробормотала: «Барашек пропал!» На слова эти никто не обратил внимания.

Хлопнула дверь, и все вздрогнули. Вошел Крыников, обвел взглядом присутствующих.

– Где ее сумочка? – спросил деловито.

Риека выдвинула ящик стола, достала маленькую черную сумочку и протянула Крыникову. Тот раскрыл ее, достал паспорт и прочитал вслух:

– Никоненко Наталья Михайловна…

Все смотрели на женщину в вечернем платье… Живые люди и мертвая женщина, собранные в одном малом пространстве… Мертвая женщина с каждой секундой удалялась от живых, уходя по темной узкой дороге туда, откуда еще никто никогда не вернулся. Не вернулся и не рассказал живым, куда ведет дорога.

Риека громко зарыдала, закрыв лицо руками…

* * *