Неблагая

— Мне просто не нравится магия. Надо сидеть на месте. Быть вдумчивой, точной. Это не мое. А целительство — семейное дело. Мои родители познакомились, когда работали подмастерьями у одного аптекаря. Потом по их стопам пошли мои братья. Потом… появилась я.

Я киваю:

— Я знаю, каково это — быть белой вороной.

Олани кривит рот.

— Они старались, чтобы я не казалась себе такой. У них плохо получилось, но они правда старались.

Исольда останавливается, аккуратно передает Олани бинты, словно сажает ей на ладонь хрупкую бабочку.

— Ты поэтому ушла, да?

Олани берет рулон, вздыхает.

— Нет. Да. Вроде того. — Она на минуту задерживает взгляд на Исольде, потом возвращается к своей аптечке. — Мне нужно было найти наставника. И я… сказала им, что сделала выбор. По их мнению, я все еще нахожусь под крылом целителя Аурмора.

У меня падает челюсть. Исольда охает.

— Погоди, так они не в курсе, чем ты занимаешься?

— В целом… нет. Но я им скажу! После того, как… — она колеблется, медленно дышит, — …как все сделаю. Если сообщить им сейчас, они скажут, что нельзя превратить риск в карьеру.

Исольда склоняет голову:

— А что, разве не так?

Олани мелодично смеется, окидывает взглядом Судьбу и пейзаж за окном.

— Ты мне скажи.

Каждый вечер, перед моими уроками, Олани с Исольдой тренируются, пока либо не покроются синяками, либо не вымотаются. Мы с Рейзом в это время препираемся у костра. Как ни крути — даже когда мы пытаемся поладить, все мои слова его бесят, а он, соответственно, раздражает меня.

Впервые в жизни мы с Исольдой отдалились. Я могу спокойно с ней поговорить, только когда мы ложимся спать, и я проваливаюсь в сон на несколько беспокойных часов, наполненных причудливыми видениями с одной и той же бледной фигурой. Но все равно я молчу. Меня так утомляет и нервирует постоянный контакт с людьми, а еще — усилия, которые необходимо прилагать для управления магией, что так и норовит меня захлестнуть.

Я даже скучаю по Бирчу: он, поправ свою первоначальную робость, позволяет этим двоим гладить его мягкую шерстку. Раньше он разрешал только нам с Исольдой. Поразительная несправедливость.

Я просто шепчу об этом в темноту, лежа без сна, очерчивая круги на своей ладони и таращась в дно койки сестры.

Вдруг я чувствую легкий тычок в плечо. Исольда свешивается через край и берет меня за руку.

— Когда все закончится, ты сможешь начать сначала, — шепчет она. — Сможешь вернуться к Мами и Папе.

Я пожимаю ее ладонь, но без уверенности. Исольда все так спокойно воспринимает. А почему я не могу?

Несправедливость.

Мы приближаемся к Западному Хребту; осенний дождь возвращается с новой силой, обрушивая на предгорья океаны воды. Я никогда прежде не забиралась так далеко от дома и не понимаю, что чувствую — непривычность места или притяжение магии. Все какое-то другое. Горы не округлые и мягкие, а острые и суровые, с внушительными белыми вершинами. На горизонте виднеются очертания города, но, поскольку я раньше здесь не бывала, только когда мы подъезжаем ближе, становится ясно, что город давно заброшен.

Настроение внутри вагончика меняется, когда становится ясно, что дорога идет прямо через город-призрак, а потом — опять, когда мы понимаем, что это не просто городок, а целая призрачная столица размером с Аурмор; окончательно мы в этом убеждаемся, когда солнце уже садится, а мы все еще катимся мимо каменных остовов заросших бурьяном зданий.

Ничего общего с ощущением в Ревелнокс, когда завеса между мирами как бы истончается. Что бы тут ни случилось — это было очень давно, так давно, что здесь под проливным дождем бесстрашно бегают зайцы, а олени вертят головой, провожая взглядом нашу повозку.

Если тут безопасно для них, то, вероятно, и для нас.

— Видите вон то здание? — спрашивает Исольда. Здания тут, конечно, повсюду, но иронизировать ни к чему, потому что мы все понимаем, о каком из них идет речь. Внутри его парящего контура с пустыми арками высоких окон и почти целой крышей могло бы поместиться несколько домов. — Предлагаю остановиться здесь на ночь. И от дождя спрячемся, и тесно не будет.

Олани поджимает губы.

— Вам тут не страшно?

— Мне нет, я как Исольда, — мгновенно отвечает Рейз, едва давая ей договорить. Он сидит, скрестив руки, и пристально смотрит в окно.

Олани переводит взгляд на меня, но я отвожу глаза и рассматриваю ее прическу. Соглашусь с ней — придется искать какой-то компромисс на четверых, а шансы против моей сестры и Рейза у нас не очень. К тому же хоть здесь и жутковато, но вряд ли что-то представляет для нас угрозу.

— Тут безопасно, — говорю я, и вопрос закрывается.

Вблизи здание так же красиво, как и издали, даже в сумерках. Вероятно, раньше здесь были массивные деревянные двери, но их давно нет, так что мы въезжаем прямо в широкий проем. В помещении места хватит для дюжины Судеб. Прежде чистый каменный пол теперь порос мхом, а из трещин выглядывают полевые цветы. Еще виден балкон, к которому когда-то вела лестница, но ее верхние ступени осыпались и лежат под балконом бесформенной кучей.