Неблагая

Туман свивается вокруг Бриар. Она мерцает, контуры текут, как краска, попавшая в воду. В тени ее новое лицо видно плохо, но я в любом случае его узнаю.

Это мое лицо. Только волосы короче. И одежда черная.

Бриар расплывается в улыбке моей сестры:

— Да, лучшая из моих работ. За ней было так интересно наблюдать все эти годы, хотя она до сих пор не знает, кем является. Такая тонкая работа. Такая… человечная.

Я задыхаюсь, убираю руку с горла. Вдох, два шага назад — прежде чем Госсамер снова начнет управлять ногами. Я по-прежнему не до конца понимаю, о чем говорит Бриар, но не могу одновременно вдумываться в ее слова и сражаться с Госсамером.

— Ну, — огрызается Госсамер, — у меня толком не было выбора. А эта… — он стонет, изгибается моим телом, чтобы удержать меня. — …Эта меня освободила.

При чем здесь моя сестра? Я отдаю Госсамеру и тело, и руки. Я должна вернуть себе способность говорить; сейчас это важнее, чем дышать. Но он не отпускает. Его устраивает только полное и безраздельное владение мной.

Тьма мерцает, и я не понимаю, магия ли это, или тени серебристой листвы, или я просто теряю сознание. Деревья мигают нам, и что-то направляется к нам через лес — продираясь сквозь ветки, завывая и пронзительно вопя.

Я понимаю: они идут. Они — кто угодно — петляют вокруг нас, ожидая, когда Бриар покончит со своей добычей. Я вижу их мельком: клыки, горящие глаза, насекомообразные лапы, сверкающие когти. Рейз, должно быть, тоже их видит. Откуда-то из-за спины слышно его кряхтение, но он не может пошевелиться.

Лучше им его не трогать. Не знаю, что я с ними сделаю, если они посмеют, но…

Темнота колышет контуры Бриар, окутывая ее пеленой ночи, проскальзывая под проворными пальцами. Она смотрит на нас глазами Исольды, бесстрастно и несколько самодовольно, даже когда мы падаем. Наши тощие коленки вязнут в грязи, мы с Госсамером боремся за контроль, не обращая внимания на впивающиеся в нежную кожу камешки и сучки.

И я не понимаю, кто побеждает.

Мы скребем пальцами мягкую гниющую листву, спина выгибается, скручивается, я не знаю, кто что делает.

Но я… я должна…

Наконец я обретаю голос:

— Но Исольда — человек. Я…

Я кашляю, реплика обрывается придушенным криком.

Воздух наполняется жутким звуком. Сперва я думаю, что это орут существа с деревьев, но потом понимаю, что вопль раздирает наше горло.

Я в отчаянии.

И Госсамер тоже.

Потом мы умолкаем, а крик затихает до скулежа, и Бриар опускается на колени, запуская пальцы в наши волосы. Я хочу сопротивляться, но Госсамер не дает. Слезы затуманивают глаза.

— Разумеется, крошка-подменыш. — Зубы Бриар сверкают в головокружительно знакомой улыбке, она резко дергает нашу голову назад. — Такой же человек, как и ты.

Это полная чушь. Я знаю, кто я. И знаю, что Исольда…

Непостижимая.

Нечеловечески быстрая и грациозная.

Почти волшебная.

Осознание жалит. Воздух выходит из наших легких, и я не могу наполнить их вновь.

Исольда.

Моя двойняшка.

Моя человеческая половина.

Выходит, не такая уж и человеческая? Но и не такая, как я, — с магией и сверкающими в темноте глазами. Так кто же она?

Я теряю хватку. С каждым новым витком паники Госсамер получает все больше власти. Наше трясущееся тело кое-как успокаивается, и мы смотрим на Бриар с собственным непокорным блеском в глазах.

— Что тебе нужно?

— Тсс, — мягко говорит она, проводя пальцем по обнаженной коже нашего горла. — Я еще не закончила.

Я могу держать все в своих руках. Надо просто отодвинуть в сторону эмоции и все остальные ощущения, накрывающие меня хаосом. Главное — дать отпор Госсамеру. Я представляю, как скатываю свои переживания в шар и убираю подальше.

— Эта, — говорит Бриар, берясь за нашу безвольно повисшую кисть и поднимая ее, — человеческое тело с искрой духа фейри. Вторая — волшебное тело, в котором живет человеческая душа. Они обе — люди. И обе — фейри. Обе — и дети своей матери, и нет. Понимаешь, я видела, как твоя мать играла в нашу игру. Это я создала то тело, в котором человеческая душа твоей сестры вернулась в Царство Смертных. Или это была твоя душа? Ну, хотя вряд ли: она же никогда не касалась этого тела, правда?

Она беседует сама с собой, как бы не понимая, что своими пояснениями сейчас разрушила все, что было для меня истиной. Мы с Исольдой действительно две половины одного целого; как минимум, были ими. Семнадцать лет разной реальности, разного опыта — и вот мы уже два совершенно разных человека. Останься мы одним, мы не смогли бы стать собой.

Я слишком долго пробыла в мире Неблагих, или в этом рассуждении действительно есть смысл?

Бриар наклоняет голову, продолжая нас разглядывать:

— Я никогда не видела ничего подобного тому, что сделала ваша мать. Однако вот ты здесь, в нашем царстве. Ни одна из вас не могла бы стать такой, как она надеялась, потому что вы обе — настоящие. А настоящие существа, — признается она, отпуская мою руку, и та безвольно падает, — гораздо труднее поддаются контролю, чем воображаемые.

Я беспомощно таращусь в лицо сестры, заливаясь слезами. Значит, это правда: наша мама действительно добралась до мира фейри, ведомая любовью к нам.