Неблагая

Я-то думала, что голос кажется знакомым, потому что это проделки фейри. Но нет: он просто очень похож на голос Рейза. Трюк не так прост, как кажется, он темный, обернутый слоем правды, но это трюк. Его родителей здесь нет. Рейз вырывает рукав из моих пальцев:

— Я должен…

— Тебе нечего там делать! — Отчаяние наполняет меня. Я тащу его за руку, продираюсь через кусты. — Рейз, Рейз, услышь меня!

Если он и слышит, то не подает виду. Он тянет на себя, пользуясь тем, что крупнее и сильнее, увлекая меня в заросли.

Мои сапоги елозят по мягкой скользкой почве, когда я пытаюсь упереться каблуками. Я сую нож за голенище и тянусь к лицу Рейза свободной рукой:

— Сюда смотри!

Прижимаю ладонь к его веснушчатой щеке и заставляю посмотреть на меня. Щека колет мне руку рыжей щетиной.

— Слушай меня! — требую я, видя тот же пустой взгляд и умоляя судьбу вернуть ему самообладание. — Я не знаю, кто тебе там представляется, но это не по-настоящему! Пожалуйста, вернись со мной на тропу. Я тебя умоляю.

Когда я разворачиваю Рейза к себе, что-то на секунду вспыхивает в глазах, на которые падают рыжие пряди.

— Я…

Пение прекращается. Я задерживаю дыхание, рукав Рейза выскальзывает из моих пальцев.

Певец снова заводит ту же песню. Голос звучит вроде бы в стороне, но недалеко.

И Рейз снова выключается.

Его голубые глаза стекленеют, шея напрягается, он бросается в сторону, судорожно, как зверь в капкане, пытаясь добраться до источника звука.

Но я его так просто не отпущу.

— Рейз! — Хватаю его за руку, тащу в противоположном направлении. — Да стой ты!

Бесполезно. Он стряхивает меня, грубо выдергивая руку — я и забыла, что он на такое способен. Я снова пытаюсь в него вцепиться, но он попадает мне локтем по ребрам — так сильно, что у меня сбивается дыхание и я теряю равновесие.

Я отшатываюсь, цепляюсь ногой за ногу и валюсь на мягкий дерн. Отчаянно тянусь к Рейзу, и он вдруг останавливается. На миг мне кажется, что он пересилил чары.

Затем я замечаю, в какой неестественной позе он замер — как брошенная игрушка.

Пальцы впиваются в грязь, я, пошатываясь, встаю на ноги. Ковыляю в его сторону…

— Можешь прекратить представление.

Этот тембр пригвождает меня к месту. Он знаком мне гораздо лучше, чем голос Госсамера. Узнавание ощущается как воткнувшаяся в грудь стрела, и я забываю, как дышать. Я медленно поворачиваюсь лицом к говорящей и на мгновение забываю и о Рейзе, и о тропе, и о пении вдалеке. Забываю обо всем, кроме нее.

Она стоит в пятне золотистого света и держит в руках сияющий фонарь, разгоняющий тьму. Он освещает лицо — такое же родное, как лицо Исольды или мое собственное. Более того, оно поразительно похоже на наше, только кожа чуть светлее и брови тоньше и сильнее изогнуты. Ее каре-зеленые глаза встречаются с моими и вспыхивают золотом в свете фонаря.

Пение стихает, меня обнимает тишина — удушливая, холодная, темная. Я слышу только стук крови в ушах.

Сердце подкатывает к горлу, руки сжимаются в кулаки. Не могу поверить в то, что вижу перед собой, но трепетное слово само срывается с губ:

— Мами?

Глава 36

Рука сама взлетает к горлу, хватая пустоту на том месте, где раньше висел флакон. Не понимаю. Чем упорнее я стараюсь осознать, что именно здесь не так, тем сильнее у меня кружится голова. Откуда в царстве Неблагих взялась моя мама?

Вдруг ее лицо искажается. Она упирается рукой в бедро и рассматривает меня со смесью торжества и отвращения:

— Госсамер. Надо же, тебе хватило наглости сунуть сюда свой нос. Или… вот этот нос, чей бы он ни был.

Моя голова мгновенно проясняется. У стоящей передо мной фейри лицо моей матери, голос моей матери, ее нежные морщинки, от нее даже пахнет теми же травами. Мне страшно хочется броситься в объятия ее тонких рук, почувствовать, как шершавые ладони гладят меня по спине.

Но это не моя мама.

Гнев, печаль, обида и некоторое разочарование чуть не сбивают меня с ног. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы моя мама оказалась здесь, но на один нелепый миг, один удар сердца во мне блеснула совершенно детская надежда, что она пришла и теперь все будет хорошо. Она склоняет голову, и ее глаза вспыхивают пунцовым маковым цветом, как в ночь Ревелнокса. Красные глаза, жестокая улыбка знатока: это та самая фейри, которая подмигнула мне в толпе, которая превратила охранника в осла.

Как давно она идет по нашему следу? Я пытаюсь сосредоточиться, но ясно мыслить не могу. Я словно пьяна. Точнее, околдована. В лесу Благого Двора я не знала, что на мне лежат чары, но едва поняла это, как они разрушились.

Почему так не происходит сейчас?

Я не могу оторвать глаз от фейри. Конечно, я очень давно не видела маму, но… но у меня просто не поворачивается голова. И глаза не двигаются.

Рука дергается и опускается против моей воли.

Я не Госсамер, пытаюсь сказать я, но слова не выговариваются. Я знаю, как бывает, когда ничего не можешь сказать, но сейчас… все иначе.

К горлу подступает паника. Я чувствую, как губы кривятся в бесконтрольной ухмылке.

— Бриар, — слышу я собственный голос. — Какой сюрприз.