Неблагая

Помимо полок и шкафов, каждый этаж может похвастаться целой сетью комнат и залов. В некоторых полно книг, в других стоят гигантские столы и стулья, а есть и те, что совсем пусты. Время от времени нас пугает шум ветра или шорох птичьих крыльев, и мы нервно хихикаем, понимая, что ничего страшного нет.

Наконец, примерно на середине третьего яруса, тишина становится невыносимой. Вопрос, который назревал в голове с тех пор, как на нас напала Лейра, удивляет даже меня саму:

— Почему ты так дорожишь этим кольцом?

Рейз настолько явно напрягается, что даже я вижу. Но, вопреки здравому смыслу, я продолжаю:

— Ты не обязан отвечать. Просто… Когда Лейра его достала, мне показалось, что оно… много для тебя значит?

Рейз качает головой и отступает на шаг. Я очень старалась не думать о прошлой ночи — как он обнимал меня, пока мы хромали по лесу, как смотрел на меня, когда чары рассеялись, как на одно кошмарное мгновение его губы прижались к моим, как он бросился спасать Исольду, рискуя собой. Все казалось сном, но, когда он смотрит мне в глаза, сон возвращается. Потом он отводит взгляд. Странно, что не я первая так делаю.

— Ты скажешь, что это глупо.

Я думала, что ненавижу его, но нет. Он просто бесит меня — со своими тайнами, интригами, улыбочками. И теперь, когда я в конце концов решилась подпустить его поближе, он хочет отстраниться.

— Нет, — честно отвечаю я. — Не скажу.

Рейз выглядит так, будто его так и подмывает обернуться ястребом и улететь. Потом он пожимает плечами и снова смотрит на меня. При здешнем освещении его глаза кажутся серыми, темными и глубокими, как стоячая вода.

— Оно принадлежало моему отцу, — бубнит он.

Принадлежало. Я ни разу не задумывалась о его родителях, о его семье вне связи с Лейрой — но она у него, разумеется, была. Какая я эгоистка: ни разу не поинтересовалась, почему он о них не рассказывает.

— А где твои родители? — мямлю я. Умничка, Сили, говорю я сама себе и злюсь. Давай, копни поглубже его очевидно болезненное прошлое. От этого всем станет лучше.

Рейз глядит на меня краем глаза, но, видимо, понимает, что я очень стараюсь, поскольку отвечает на вопрос:

— Они… умерли. Когда мне было шесть. После того как я начал превращаться. Кольцо — единственное, что осталось на память. — Свет играет на кольце. Лицо Рейза подергивается, будто у него в горле пересохло, и когда он продолжает говорить, в низком голосе слышится горечь. — Лейра — дальняя родственница моей мамы. Она взяла меня к себе, вырастила, потакала всем моим прихотям.

Он хмуро смотрит в пол.

— По крайней мере до тех пор, пока не поняла, что как маг я не становлюсь сильнее. Она испробовала все, чтобы тянуть сквозь меня силу, — учителей, зелья, чары. Но ничего не менялось. Я просто… слабый. Но тетю Лейру это объяснение не устраивало. Так что она… она…

Он говорит на ходу, идет все быстрее, словно пытаясь догнать конец фразы. Я легонько касаюсь его руки, он не избегает прикосновения, и я тихо дергаю, чтобы он не спешил. Мы останавливаемся в желтом солнечном пятне между книжных полок.

— Она начала запирать меня в клетках. Все более и более тесных. Говорила, что если я захочу выбраться, то должен буду просто превратиться и стать таким маленьким, чтобы проскользнуть между прутьями. Но я… — Рейз сжимает кулаки, пальцы белеют. — …я не мог.

Cердце болезненно сжимается. Это настолько ужасно по отношению к другому человеку, особенно к ребенку, что не поддается осмыслению. Но Рейз продолжает:

— Я уже был достаточно взрослым и понимал, что это зло. Что она… Но я не хотел смотреть правде в глаза. Я привык думать, что с моими родителями произошел несчастный случай. Так совпало. А теперь… — Повисает молчание, настолько темное и пустое, что у меня щемит в груди. — Теперь я не уверен.

Ох.

Шумный Рейз, наглый Рейз, надоедливый Рейз, кокетливый Рейз. Вот все слои краски, наложенные на пропасть печали и смятения. Не могу сказать, что я вдруг полностью его понимаю или что от этого другие его проявления становятся менее реальными.

Но меня наполняет бестолковая боль сопереживания. На этот раз мне хватает ума промолчать и выразить сочувствие лишь легким прикосновением к его запястью.

— Ты видела меня под действием чар фейри, — усмехается Рейз после небольшой паузы. — Думаю, мне уже дальше некуда смущаться.

Непрошеные воспоминания о мечтательном выражении его лица и теплых руках проносятся в моей голове.

— Нет. — Я отстраняюсь, распрямляю плечи. — Это не глупо.

Мне стоило сразу так сказать, но и сейчас тоже нормально. Рейз угукает, но я не понимаю, согласие это или нет. Еще несколько мгновений мы молчим, и в этом молчании чувствуется какая-то новая открытость.

Как все неловко с этой дружбой. Неловко и неуютно. Теперь, когда я больше знаю о Рейзе, а он — обо мне, становится все труднее скрывать то, что предпочтительнее было бы оставить при себе.

В нашем молчании — открытость, но и уязвимость.

Наконец Рейз его нарушает.