Пятнадцатилетний парень прикидывается утомленным. Такова его роль в присутствии отца. Оживленность была бы посягательством на отцовский авторитет. Сын вместо силы выбирает благоразумие — качество, приобретенное на чужбине.
— У меня проблема. Если я не отвечаю на оскорбления, то меня преследует чувство, что я не ответил. Облегчение наступает только после драки.
Психолог мягко убеждает:
— Коучер ненасилия научит тебя нашим правилам.
— Я знаю правила и хочу научиться отвечать, не нарушая их.
Отец проникается недоверием. Сын легко и бегло разговаривает на чужом языке, слишком умно, слишком мягко, он становится частью этой страны и отдаляется от родины предков. Сын становится полем боя, на котором родовая клика сходится с современностью.
Отец выдвигает боевую пушку:
— Здесь мы — беженцы, люди третьего сорта. Мы много лет дожидаемся решения миграционной службы. Разве это уважение? Вы с вашей политикой беженцев виноваты в агрессивности моего сына.
— Ноу вашего сына есть хорошие шансы окончить школу и овладеть какой-нибудь профессией.
— Профессия — это не главное. Мужчина должен уметь постоять за себя и, если надо, погибнуть.
С таким папашей каши не сваришь. Он и язык не учит, и работать не собирается. Только пыжится, завоевывая пространство, в котором не может ужиться мирным путем.
Психолог увязает в формальной вежливости:
— Вы согласны с тем, что мы запросим коучера для вашего сына?
Отец воспринимает этот вопрос как проявление слабости и произносит еще более гневную и наглую тираду.
Мне бы поскорее убраться отсюда, и я перехожу к действиям:
— Конечно, согласен. Дайте ему документ на подпись.
Отец подписывает и грозится:
— Я своего сына никому не отдам!
Год спустя гнев сменяется депрессией, которую переводить приятнее. Тоской, старшей сестрой гнева. Хотя враждебность по-прежнему остается:
— Из-за вас я сломался, так помогите же мне встать. Дома я был свободным человеком, а здесь все говорят мне, что делать.
— Выучите язык, начните работать, и вы снова станете свободным, — даю я ему простейший совет из брошюры по интеграции.
Его прямолинейный протест неприятен мне и слишком уж хорошо знаком.
— Вам легко говорить, у вас есть сила воли.