– Прости меня, папочка, – выпалила она. – Мне так стыдно за все, что я вчера наговорила. Ты очень хороший человек. Теперь я знаю это наверняка. Вернее, всегда знала. Просто… сама не пойму, как так вышло. Наверное, я растерялась. Узнала про тюремные татуировки, потом нашла твой подсвечник. А эти ужасные люди пытались мне внушить, что якобы ты мне не настоящий отец, да тут еще появился Лимьер и такого наговорил…
Гуго привлек дочь к себе и обнял своими огромными руками.
– Ш-ш-ш, Маленький Жаворонок, – снова сказал он, и на этот раз сумел ее успокоить. Алуэтт глубоко вздохнула, втянув в себя знакомый запах его рубашки. Запах напомнил ей детство, Обитель. Единственный дом, который она знала.
– К сожалению, все это правда, – произнес Гуго так тихо, что Алуэтт решила, будто ослышалась.
Отстранившись, она вопросительно взглянула на отца.
– Да, это правда, – повторил тот. – Я тебе не отец. Во всяком случае, не родной. Но я очень любил твою мать. Ты не представляешь, как любил. Просто словами не выразить, тем более что я не мастак говорить красиво. – Он улыбнулся. – Да и тебя, как только увидел, тоже полюбил всем сердцем.
В горле у Алуэтт встал ком. Она ждала этих слов всю жизнь. Всю жизнь мечтала услышать историю своего отца. Больше всего на свете желала узнать правду.
Гуго коснулся ее щеки.
– Ты вдохнула в меня новую жизнь, Алуэтт, Маленький Жаворонок. Мое бедное сердце совсем зачерствело, заледенело в той страшной тюрьме, а вы сумели растопить его: сперва твоя мать, а потом и ты.
– Значит, мама действительно отдала меня тем ужасным людям? – упавшим голосом спросила Алуэтт.
– Да, но лишь потому, что не могла тебя прокормить. Она наверняка собиралась за тобой вернуться. Однако тяжело заболела. Я пообещал ей, что найду тебя и позабочусь о тебе. Да, я заплатил Ренарам деньги, но иначе они просто не оставили бы нас в покое. Они жадные, бесчестные люди. – Гуго покачал головой, утер глаза. – Никогда себе не прощу, что не отыскал тебя раньше. Они дурно с тобой обращались, Алуэтт. Обижали. Думаю, потому ты все это и забыла. Похоронила те годы подальше. Глубоко внутри. А я тебе это позволил, потому что не хотел, чтобы ты вспоминала. Когда я пришел за тобой в Монфер, ты одна бродила по тамошнему страшному болоту, собирала для них траву. Ножки стерты, все в мозолях. На ручках синяки… – Слова застревали у него в горле. – Иногда, глядя на тебя, я до сих пор вижу заблудившуюся в тумане малышку. Кожа да кости. Хрупкая, как птичка…
По морщинистой щеке Гуго скатилась слеза. Да Алуэтт и сама уже готова была расплакаться.
И тогда она вдруг все вспомнила, увидела как наяву. Харчевня. Место под столом, туда ее отправляли спать. Рука мадам Ренар, занесенная для пощечины. Страшное болото, куда ее посылали с ведром, чтобы нарвать травы. Там были еще две девочки. Теперь она вспомнила их. Еды в мисках у этих девочек всегда было больше, чем у нее. Но и в их глазах тоже читались голод и страх.
Как же их звали?
«Шатин» – вдруг всплыло в памяти.
И Азель.
А потом…
– Мадлен, – прошептала она. Имя это показалось ей одновременно и чужим, и знакомым.
Гуго кивнул:
– Да, твоей матери очень нравилось это имя. Мне грустно было менять его. Но я боялся, что нас разыщут, и не мог рисковать.
Он потянулся к ее ладони, пожал ее. Алуэтт заглянула в ласковые карие глаза отца.
Ту ночь, когда он явился к Ренарам, чтобы увести ее оттуда, она теперь тоже вспомнила.
Его глаза и улыбку. Как он вынырнул из тумана и подхватил ее тяжелое ведро. Вспомнился его ласковый голос. Прежде никто и никогда так не говорил с ней. И еще Алуэтт вспомнилась кукла, которую он ей принес, – Катрина. И как пришлось драться за нее с другой девочкой – с Шатин или с Азелью? – которая хотела отобрать подарок.
А потом Алуэтт вспомнила их бегство от инспектора Лимьера.
Они с отцом бежали так долго и так быстро.
Однако, еще толком не понимая, что происходит, она откуда-то знала, что они бегут навстречу чему-то светлому и хорошему.
Безопасности.
Любви.
Новому утру.
Алуэтт потянула отца за руку, шагнув в сторону входа в Седьмой трюм.
– Ну же, папа. Вернемся поскорее домой. Сестра Лорель приведет тебя в порядок и даст какое-нибудь средство от боли.
Но отец не двинулся с места. Обернувшись, Алуэтт увидела, как вдруг отяжелел его взгляд.
– Нет, Маленький Жаворонок, я туда больше не вернусь.
– Как это? – не поняла Алуэтт. – Почему?
– Говорю тебе, это слишком опасно. Инспектор Лимьер никуда не делся. А пока он жив, он будет выслеживать меня. Если я останусь на Латерре, мне придется вечно скрываться.
Алуэтт с трудом сглотнула и выпрямилась во весь рост, собираясь с силами.
– Тогда мы улетим на Рейхенштат. Вместе.
Отец покачал головой, вытащил из мешка два титановых слитка и сунул ей в карман плаща.
– Латерра – твой дом. – Он прижал руку к груди. – Я сердцем чувствую, что тебе предстоят великие дела. С твоим умом и характером, со всеми дарами, какими наделили тебя сестры, ты многого добьешься. Ты, Алуэтт, нужна здесь. Этот мир, – он указал на темные трюмы и мутное небо, – нуждается в тебе.