Небо и земля. Том 2

Дело не в том, что жалко, а в том, что дорогая и красивая игрушка привлечет к себе внимание, и любопытные горожане сделают соответствующие выводы. И полетят сплетни от уха к уху со скоростью пожара.

- На улице мороз, а у Динь-дон нет ни пальтишка, ни шапки, - убеждала Эммалиэ. - Вот сошьем ей теплую одежду и пойдем на прогулку. Согласна?

Утерев слезы, дочка нехотя кивнула.

- Только будем вместе шить и вязать, - предупредила Эммалиэ.

И на это условие Люнечка согласилась.

Ну, а коли вместе с дочкой заниматься рукоделием, да с аккуратностью, и чтобы красиво вышло, то Динь-дон получит обновки, самое быстрое, через месяц. А к тому времени Айями что-нибудь придумает.

Так и отправились на рынок втроем, оставив куклу дома. Зато Люнечка, на удивление, шагала впереди, поторапливая туда и обратно, чего с ней отродясь не бывало.

Завернула троица к дому, а во дворе Сиорем долбит наледь на тропинке, ведущей к выгребной яме. Лицо красное, пот течет градом, и одышка к тому ж. Видать, тяжело Сиорему, упитанность мешает. А рядом охает Ниналини, потирая бока. Громко жалуется, а соседки-приятельницы сочувственно кивают.

- Когда женушка навернулась, Сиорем сподобился оторвать зад от кровати, - проворчала Эммалиэ.

Хорошо, Люнечка не слышала. Убежала вперед и у подъезда тыкала прутиком в сугробе.

Женщины прошли было мимо соседей, не здороваясь, как вдруг вослед донеслось:

- Айка, я знаю, это ты ведро с помоями на снег вылила. Из-за тебя, лентяйки, у меня ребра поломаны.

- Вообще-то, к яме ведут три дорожки. Я хожу по левой, - ответила Айями.

На три подъезда - три тропинки. Средняя расхоженна и утоптана, потому что во втором подъезде много жильцов, и среди них Ниналини с супругом. А крайнем подъезде, где живет Айями, соседей раз-два и обчелся.

- Кто тебя знает, оторву? - проворчала Ниналини. - За лечение, видать, не хочет платить, вот и врёт, - пояснила товаркам.

- Намедни видела я в окно, как ты выливала помои на снег. Не донесла до ямы, а теперь виноватых ищешь? - парировала Эммалиэ.

- Да ты... Да я... - от неожиданности Ниналини растеряла словарный запас, но быстро опомнилась. - Да как ты смеешь? Люди добрые, неужто в напраслину поверите? Поклеп это. Говорю, как есть.

- И ведро у тебя, конечно же, не зелёное с желтой крышкой? - уточнила Эммалиэ.

Ниналини хватала ртом как рыба, вытащенная из воды. Наверное, онемела от возмущения.

Ведро у Ниналини действительно было заметное. Выменянное с выгодой, о чем она не раз хвастала перед соседками.

- Ладно, пошутила я, - усмехнулась Эммалиэ. - В следующий раз выноси помои потемну, а то при дневном свете твоё пальто как бельмо на глазу.

Айями отвернулась, чтобы её улыбку не заметили. В ярко-рыжем пальто, с натугой сходившемся на груди, Ниналини напоминала попугая, разве что без крыльев и хвоста. Однако она придерживалась иного мнения.

- Модный фасон. Добротно пошито, и подклад натуральный. И главное, досталось даром, - хвалилась по осени приятельницам. Ну, а что пуговицы трещат, угрожая оторваться с мясом, сущие пустяки.

- Что-то твоего племянника не видно. Съехал, что ли? - спросила Ниналини, вперив руки в боки. И не скажешь, что травмирована.

- Съехал. Шлет приветы. Собирался навестить. При случае обещал и к Сиорему заглянуть. По-дружески, - ответила Эммалиэ, не моргнув глазом.

Ниналини растерянно оглянулась, ища поддержки у супруга. Видимо, не забыла, чем кончилась "дружба" парня с муженьком.

- Пусть заглядывает, - отозвался Сиорем, разогнув спину. - Самогончику поставлю. Почешем языками за жизнь. Или о том, что к Айке зачастили офицерики на машине.

- Это солдаты, а не офицеры. И они доставляют заработанное, - огрызнулась Айями.

- Непосильным трудом, - добавила Ниналини с ехидцей.

- Мне платят не больше, чем другим, - сказала Айями, посмотрев в упор на одну из соседок, и та отвела глаза. Потому что работала медсестрой в госпитале и, будучи приравненной к квалифицированному персоналу, получала от даганнов поощрительные подачки помимо заработка. Медсестрам привозили на дом и аффаит*, и овощи, и бакалею по мелочи. Так что даганский автомобиль заворачивал во двор необязательно к Айями. Посыльные развозили коробки по городу, сверяясь со списком.

- А может, ты, Нина, привечаешь только тех, кто с тобой делится? - поддела Эммалиэ. - Кто мзду приносит, тот хороший, а кто в ноги не кланяется, тот враг тебе и родной стране?

- Мы с мужем не за себя радеем, а за ребятушек наших! - ответила Ниналини с жаром. - Для Сопротивления животов своих не жалеем.

- Подержи-ка. - Эммалиэ протянула сумку с капустой, и Айями, удивившись, взялась за ручки.

А соседка направилась к женщинам.

- Так что же ты горланишь о партизанах на всю округу? - спросила, подойдя вплотную к Ниналини. - Не боязно, что услышат чужие уши и донесут даганнам?

- Кто ж донесет? Здесь все свои, - ответила та, хорохорясь. - Разве что ты, соседушка, подведешь наше общее дело.

- А может, оттого кричишь без страха, что к Сопротивлению не имеешь никакого отношения?

- И не совестно тебе клеветать? - взвилась Ниналини.