Небо и земля. Том 2

Спокойствие товарища казалось ему подозрительным. Пьяный человек, пять минут назад поучаствовавший в небольшой нахлобучке, ругался бы последними словами и вымещал злость на всем, что попадется под руку. Перебил бы бутылки и превратил стол в дрова для растопки. Безмятежность Веча могла означать, что он задумал какой-то план. Хотя чему удивляться? В последнее время Веч вел себя странно и нелогично и задавал другу вопросы, на которые тот и ответить-то толком не мог.

А Веч теперь и не вспомнил бы, когда его впервые посетила мысль о выпивке. Хотя нет, помнил. В тот день мехрем горячо благодарила за подарки для дочери, и её лицо стало таким... одухотворенным, что ли. Амодарка светилась от счастья и лучилась гордостью, говоря о своем ребенке.

И Веча вдруг осенило: а ведь у её дочери есть отец. Точнее, был. Человек, с которым мехрем разделила постель и согласилась разделить будущее. Ему улыбалась, дарила ласки и сообщила о грядущем прибавлении в семействе. И было у них понимание с полуслова, и общие тайны на двоих, и волнующая интимность. Вот как птицы вьют гнездо, чтобы высиживать птенцов, так же и амодарка обустраивала свой дом.

Бес его знает, почему в голове возникла такая ассоциация, наверное, из-за хрупкости мехрем. Не то, чтобы Веч интересовался подробностями её биографии. Тут и расспрашивать не о чем. Ну, был муж. Ну, погиб. Такое сплошь и рядом.

И неожиданно пришло на ум: тот человек - муж мехрем - много для неё значил. И получив известие о гибели, она осталась верна его памяти. Ведь амодары, единожды вручив свои чувства, преданы избраннику до конца жизни. А стало быть, с ним, с Вечем, мехрем делит постель по необходимости. И неважно, из-за беспокойства ли за дочь или из-за страха перед произволом победителей, или из-за горячей веры в то, что Веч защитит от домогательств соплеменников.

Но ведь неправда, что согласилась стать мехрем по нужде, он не мог ошибиться. Потому как сияла, о дочери говоря, и таким же светом его, Веча, одаривала. А потом сияние раз от раза стало реже, и он решил, что померещилось. Хотя нет, Веч поймал себя на том, что, возвращаясь с заданий, с нетерпением ждет момента, чтобы застать врасплох нежданной встречей и увидеть вспышку радости в глазах - такую яркую, что глазам делается больно, а сердцу горячо.

В конце концов, какое ему дело до телячьих нежностей? В свое время Веч прослушал лекции по менталитету амодаров и знает, что, потеряв свою половину, те тоскуют и чахнут, и предпочитают ритуальное самоубийство. Но ему плевать на терзания одиноких и несчастных.

Однако ж спросил у друга, как бы между прочим:

- Ты видел, в глазах у амодарок есть что-то такое...

И не договорил: "что выворачивает душу наизнанку".

Крам ответил:

- Экий ты впечатлительный. Может, бес вселился в мехрем и тебя зачаровал?

- А твоя амодарка? Разве не замечал в ней что-нибудь необычное?

- Замечал, - ответил Крам загадочно и, выдержав драматическую паузу, сказал: - Она горячая штучка. Знает, как ублажить.

И заржал, увидев разочарование и досаду Веча.

- А что, разве не похоже на чудо? Амодарки в таких делах - как бревна с лесоповала. И не загружай голову чепухой. Ты оплачиваешь, а мехрем отрабатывает, как умеет. И в глаза ей смотри пореже.

Действительно, амодарки в постели похожи на вяленых рыб. И мехрем Веча робка и нерешительна на эксперименты. К тому же, тонка как тростиночка, боязно переломить её пополам. Доугэнцы любят, когда безудержно, как пожар, и взрывно, а амодаркам подавай целование-обнимание. Однако ж, Веча порадовало, что его мехрем не стала настаивать на сюсюканьях. Идиот он, что купился. Оказалось, амодарки - превосходные притворщицы. Еще один штрих к портрету нации трусов.

Вот тогда-то Веч и взял в руки первую бутылку сахша. Потягивал из горлышка и гадал. Улыбается - искренне ли? Опускает глаза - стеснительна или искусно играет? Расспрашивает - дань вежливости или неподдельный интерес?

Веч и сам не понимал, почему его задела неискренность мехрем. Спрашивается, на что сердиться? Он содержит, она предоставляет свою компанию и свое тело. И старается. Иначе как он смог обмануться и не заметил фальши?

Друг прав. Не стоит усложнять там, где просто. Он, Веч, выполняет свои обязанности как покровитель, и его мехрем не знает ни в чем отказа. Всё есть и ещё будет, только пожелай.

Поначалу он ходил гоголем. Не всякая амодарка согласится стать мехрем, а он заполучил, без шантажа и угроз. Местные женщины пугливы и с легкостью выбирают тхику*, нежели постель с чужаком. Потому и считается, что амодарская мехрем сродни экзотике. Но это теперь. А в начале войны думалось иначе.

Мехрем Веча, и правда, напоминает экзотическую птичку. Худоба, характерная при недоедании, сошла, и тело налилось женственностью. Такое и помять не грех. И Веч охотно мял, получая, как он считал, ответный отклик. И не задумывался о том, что будет через месяц или через полгода. А что будет? Сейчас он служит здесь, в южном гарнизоне и считает дни до возвращения домой. А что станет с мехрем?