Небо истребителя

— Немедленно рассредоточьте все самолеты. Десять истребителей держите в готовности номер один. Подберите лучших летчиков: возможно кому-то придется взлететь. Остальные пусть находятся около самолетов. Я выезжаю к вам в штаб.

Неизвестность всегда порождает догадки. Когда о разговоре с командующим я сказал Кадомцеву, он озадаченно вздохнул:

— Уж не война ли? И десяти летчиков-ночников у меня не наберется: многие в отпусках.

Наш разговор перебил Мартьянов. Доложив о полете, он спросил:

— Какие будут замечания?

— Замечаний нет. Летали хорошо, — и тут у меня возникла мысль назначить его на дежурство. Это придаст летчику разумную уверенность. Если даже будет боевой вылет, он справится с задачей, — Нет ли желания подежурить парой?

— Есть, дежурить! — с радостью согласился Мартьянов.

— Тогда идите к Савенку, займите готовность номер один, — распорядился я и, повернувшись к Кадомцеву, сказал: — Поеду в штаб, а вы оставайтесь руководителем полетов. В случае необходимости поднимите в небо пару Савенка.

Полковник Мельников привел штаб в боевую готовность, но что-то не давало ему покоя.

— Лучше было сделать командный пункт на аэродроме. Весь город знает, где находится наш штаб, — сокрушался он.

— Не все ли равно, где накроют, — отшучивался я. — Война-то будет атомная.

Прибыл генерал-лейтенант Петров и сразу спросил:

— Где дивизионный командный пункт?

— Здесь, в штабе, — я показал на телефоны, стоящие у меня на столе. — Есть прямая связь со всеми полками и вашим штабом. Такая же связь из кабинета начальника штаба.

— Да-а, — в раздумье протянул Петров. — Тревога-то объявлена, видать, боевая, а мы к войне не готовы.

— Надо строить пункты управления глубоко в земле, — заметил Мельников. — Это мы можем сделать сами.

— Нет, голубчик, — покачал головой командующий. — Своими силами современный командный пункт не построишь. Это весьма дорогостоящее сооружение. Большая глубина. Лифт. Проводная подземная связь. Герметизация помещений. — Он махнул рукой: — Пока это нам не под силу. А вот посмотреть, как ваши два полка заняли боеготовность, мы не только можем, но и обязаны.

Солнце еще полностью не поднялось из-за горизонта, но видно было, что аэродром преобразился. Рассредоточенные самолеты так разумно укрыты, что беглым взглядом их не заметишь. Только дежурные машины Мартьянова и Савенка, стоящие на взлетной полосе, были видны как на ладони. Я рассказал командующему, что произошло недавно у Мартьянова с Савенком на посадке, о нашем с ними разговоре, а также о решении послать летчиков в санаторий.

— Правильно решили, — одобрил он, — с путевками помогу.

Борис Лаврентьевич объехал весь аэродром, поговорил с летчиками, техниками и, по-видимому оставшись довольным, уехал. А мы весь этот день и всю ночь находились на аэродромах. Питание летчикам доставлялось прямо к самолетам. Для отдыха личного состава пришлось даже ставить палатки. На другой день были разрешены учебные полеты, но при полной готовности немедленно вступить в бой. С кем придется воевать — никто не знал.

На третьи сутки нашей «фронтовой» жизни в дивизию прибыл заместитель министра Вооруженных Сил СССР маршал артиллерии Николай Дмитриевич Яковлев. В кабинете он почему-то сел не на место комдива, а напротив меня. На мой вопрос, чем вызвана непонятная боевая тревога, прямого ответа не дал, сослался на сложную международную обстановку.

— Продолжайте обычную, нормальную боевую подготовку, но, как говорится, порох держите сухим.

Прежде чем выйти из штаба, он внимательно оглядел стены моего кабинета. Над моим столом висели портреты Ленина и Сталина, а над дверью —фотография Берия. Взгляд маршала, как мне показалось, задержался именно на нем. Тогда я и мысли не допускал, что боевая тревога связана с его арестом. В ожидании, что Берия и его приспешники могут привлечь для своего спасения внутренние войска и войска государственной безопасности, в некоторых городах и военных гарнизонах войска были приведены в боевую готовность.

4.

Ночью меня разбудил резкий телефонный звонок. Такой звонок — тревожный сигнал.

— Слушаю, — как можно спокойнее сказал я.

Говорил командир полка Климов. Он взволнованно сообщил, что произошла катастрофа, разбился его заместитель по летной подготовке майор Сомов. При планировании на посадку самолет зацепился за деревья и упал в лес. Летчик успел произнести «…зал. Буду…».

— При падении взрыва не было?

— Нет.

— Летчика извлечь из-под обломков и доставить в медицинскую часть на обследование. Разбитый самолет не трогать. Для охраны выставить часовых. Прилечу на рассвете. До выяснения причин катастрофы не летать.

— Ясно!

— Кто руководил полетами?

— Я.

Ясным и теплым утром мы с инженером дивизии вышли из штаба и направились к спарке. Пение жаворонков заливало весь аэродром. Это спокойное и жизнерадостное утро, предвещавшее установление хорошей погоды, никак не укладывалось в моем сознании, встревоженном катастрофой. Оно раздражало меня. Несчастье и радость несовместимы.