Небо молчаливое

Навигатор честно вывел её к забору лечебницы. Эмма припарковала машину, заглушила двигатель и ещё минут семь сидела, бестолково пялясь на кусты самшита, пропустившие молодые листочки сквозь тонкие прутья забора. "Никого ваш забор не остановит", – думала Эмма, она б легко через такой перелезла. Вообще была у неё привычка не подходящая младшему научному сотруднику, прикидывать доступность заборов и оград. Нет, боги. Так никогда не выйдет. Легче легкого вновь машину завести и в город. Но если посчитать сколько бензина она сожгла, в пустую получается… Нет. Нет-нет. На последнем «нет» она решительно хлопнула дверью, пикнула сигнализацией, попутно проклиная Эвину работу. Ветер поднялся сильный. Деревья стонали, мотая кронами. Эмма подняла голову, прикидывая, не обвалиться ли на сестрину машину ветка старого каштана. Не обвалиться, решила и, замотавшись потуже в шарф, зашагала к посту охраны.

Зонт она, конечно, оставила в машине. «Чёрт»,– сказала Эмма. «Чоп», – проскрежетала калитка. С Эвы пропуск уже не требовали. Эву знали. Охранник Тимур дарил ей букеты надёрганных здесь же маков, диких ирисов и васильков. Охранник Тихон как-то отдал ей подписной том «Архетипов и коллективного бессознательного», книга была такая старая и такая красивая, что Эмма даже утянула её почитать, а потом, вдохновившись, купила таро в местном псевдовосточном магазинчике.

Эммин пропуск смотрели всегда да ещё и паспорт требовали. Люди почему-то не верили, что Эмме может быть больше семнадцати. Детей для посещений не допускали. Это, пожалуй, было самое строгое из ограничений. Эмма считала его вполне разумным. С трудом она распахнула дверь и проскользнула внутрь, а следующий порыв ветра грохотом известил второго охранника о её приходе. Эмма ойкнула, с опаской оглядываясь на дверь.

– Здрасьте! – рявкнул охранник.

– Здравствуйте, – прошептала Эмма, нащупывая пропуск в поясной сумке. – Я к… я сестра…, – выговорить то имя не получилось. За столько лет… За пять лет. Всего за пять! Оно стало запретом и холодом, шепотком глумливым в чужих губах, мамиными слезами, Эвиной храбростью. Гадостью. Гадостью. Гадко так. – Сестра Эвы. – Эмма шлёпнула пропуск в лоток под окошком.

– А-а, – протянул охранник. – Ага. Ну, проходи.

К Эве обращались на вы.

– Бахилы, – прилетело ей в спину. Эмма дёрнулась чуть испуганно, она как раз натянула синий пакет на левую ногу. – Можно не надевать, – закончил охранник. – Чай не зима.