Небо на двоих

Недолго думая, я направилась к забору. Перелезть через него оказалось непросто. Я долго пыхтела, ругалась, но, в конце концов, подтянулась, тяжело перевалилась через железную раму и с шумом приземлилась в густые кусты, которые тянулись вдоль изгороди, насколько видел глаз. Поднявшись на ноги, я поняла, что свалилась в заросли «лаврушки» – так моя бабуля называла лавровый лист. Тут этого листа была сущая пропасть!

Еще я увидела, что все вокруг засажено орешником. По осени, надо думать, здесь собирали тонны фундука.

Уже рассвело настолько, что я стала различать предметы на значительном удалении. Это меня обрадовало. При свете дня опасность кажется пустяковой, а ночные тревоги – зряшными. Я сделала несколько шагов, миновала промоину и торопливо направилась к забору. Ведь неизвестно, как поведут себя хозяева, если заметят чужого человека на своей делянке. Особенно, если они при оружии. Правда, я сомневалась, что мне хватит сил снова преодолеть забор, даже при угрозе быть пристреленной.

Задумчиво измерив на глаз высоту, я вздохнула, приноравливаясь, как бы ловчее подпрыгнуть и ухватиться за верхнюю раму, к которой крепилась рабица. И тут краем глаза заметила двух огромных собак. Они неслись молча, их тела стлались над травой, то скрываясь, то вылетая из тумана, низкой пеленой затянувшего землю. Косматая шерсть, разинутые пасти с вываленными языками я увидела уже в полете…

– Мама! – заорала я и птичкой взлетела на верхнюю перекладину. И едва успела подтянуть ноги.

Собаки бросились передними лапами на сетку и только теперь залились оглушительным лаем. Квадратные морды огромных лохматых кавказцев я разглядела уже с обратной стороны забора. Собаки бесновались. Глаза их налились кровью. Они не лаяли, а утробно бухали, словно сваи в землю заколачивали. Страшные клыки, раззявленные пасти, слюна, вожжами висевшая на брыластых щеках…

Я показала им язык, а затем, обнаглев, средний палец. Собаки взвыли от унижения, мощные лапы принялись рвать сетку. И хотя я понимала, что стальная рабица им не по зубам и не по когтям, предпочла убраться от греха подальше.

И тут вдруг вспомнилось, как представляла себе, с какой легкостью пройдусь по местной деревенской улице. Смех да и только! Эх, где ж та милая сердцу тихая улочка Бердичева? С милыми садочками и яркими мальвами. Здесь же кроме забора и двух злобных псин – никаких признаков поселения.

Тем временем становилось все светлее и светлее, а при солнце положение дел зачастую кажется не таким уж мрачным. Я прошла еще метров сто. Вдруг деревья расступились и передо мной вырос на горном склоне огромный белый дом с красной крышей и ажурными балконами по второму и третьему этажам. На фоне темных зарослей и серых скал он показался мне огромным парусником, возникшим на горизонте. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – пробормотала я, оторопев на мгновение. – Избушки на курьих ножках в сказках остались!»

В окна мансарды ударил первый солнечный луч, отразившись от стекол, заплясал, заискрился, и вдруг я увидела радугу. Яркую, но мимолетную, на фоне темной тучи, убегавшей за гору. Говорят, на одном конце утренней радуги – ковш с любовью, а у той, что на закате, – с золотом. Кто же против того, чтобы зачерпнуть немного счастья? А с любовью… Была у меня любовь, только вся вышла. Я вздохнула. Дверцу в своем сердце я заколотила гвоздями. Пусть больно, но зато не будет повторения. Тысячи женщин живут без любви, и ничего, справляются. И даже радуются жизни. Я тоже научусь жить без любви. Вот с сегодняшнего дня и возьмусь за обучение.

Я остановилась перевести дух и оглянулась. Невысокие холмы, поросшие буйным лесом, серые и красноватые скалы, а далеко на горизонте – бирюзовая полоска, намного ярче неба, в котором копились кучевые облака. Я поняла: там море! Над головой пронеслась пестрая сойка, в кустах зазвучали переливы флейты – завел свою нехитрую песню черный дрозд. Зачирикали и задрались на ветке воробьи, а в воздухе остро и пронзительно запахло молодой листвой, мокрой травой и еще чем-то волнующим и давно забытым. Тем, что притупилось, сгладилось, стерлось в суматохе столичной жизни. А тут словно прорвалось сквозь толщу шлака и бетона.

Я задохнулась от восторга. Давно не видела такой яркой и щедрой, омытой дождем зелени, не дышала столь свежим, напоенным ароматами весны воздухом, не ощущала простора, когда хочется раскинуть руки и ринуться вниз с холма. И затем парить, как птица или воздушный змей, потому что в такие минуты все по силам, даже взлететь высоко-высоко, за облака, к солнцу, добраться до радуги, наконец. Или долететь до моря…

Эвон куда понесло тебя, Оля!

Я вздохнула. Что за щенячий восторг? Мне предстоит прожить здесь почти два месяца. И где гарантия, что через неделю и горы, и лес, и даже море не опротивеют до тошноты?