И понять не мог, откуда берутся эти внезапные, совершенно несвойственные ему приступы, когда его буквально душат слёзы. Как начались с тех самых пор, как впервые увидел её на дороге, так и не прекращаются. Только идут по нарастающей…
Вот и брат испытывает тоже самое.
Что за проклятое наваждение?!
Конечно же, это сон. Он сейчас проснётся…
И снова будет эта раздирающая душу, пожирающая изнутри тоска. Тоска по чему-то настолько необходимому, настолько важному… незаменимому…
Словно кто-то запустил руку ему в грудь и вырвал кусок мяса.
И ещё проклятый симбионт, поглощающий его изнутри! Пиявка магическая… Нет, наверное, ни одного драгха, который не хотел бы, хотя бы однажды, покончить с собой, лишь бы утянуть на тот свет ненавистную сущность. Вечно голодную, ненасытную, с бездонной глоткой!
Когда они с братом были детьми, не раз мечтали, как взберутся однажды на самую высокую парящую гору и сиганут вниз…
Даур всегда считал, что это тоска по утраченным крыльям.
А вот сейчас почему-то больше уверен в этом не был…
По
А быть может, по
Девчонка окончательно заморочила ему голову.
Это и есть магическая подсадка?
Он болен? Неизлечимо болен? Подсел на феникса? Это и есть то, что называется этим страшным словом…
Даур почему-то сомневался.
Она злила его. Она его развлекала. Она не терялась, не тушевалась в его присутствии, несмотря на то, что он — драгх, а она… птичка. Дикарка. Феникс…
Такая трогательная, беззащитная в этом корсете… Хрупкая и в то же время фигуристая. С широко распахнутыми глазами и по-детски чуть оттопыренной нижней губой, которую она прикусывает, когда нервничает или возбуждается…
Он клялся себе, что не прикоснётся к ней больше необходимого, не возьмёт больше, чем потребуется, чтобы заткнуть глотку симбионту.
27.2
Но всё же сегодня утром, когда она сидела на краю гаурхи, бесстыдно расставив свои смуглые ножки с тонкими икрами и изящными щиколотками, Даур не удержался, чтобы не взглянуть на неё истинным зрением. Пусть это слишком энергозатратно, пусть потом его ждёт тяжелейший откат… он и так отказал себе в возможности оттрахать её хорошенько, заслужил же он такую малость, как всего лишь
Увидеть,
И увидев, уже не смог отвести взгляд…
Её нежная смуглая кожа наполнилась изнутри цветом, стала карминовой… И она светилась… ещё больше! Иссини-чёрные волосы, рассыпанные по обнажённым плечам, налились пламенем.
Юркие огненные язычки стекали по влажным волосам, отражались в пухлых, покрытых детским пушком щеках цвета кармина.
Пламя так и кипело в ней, переливалось, играло всеми оттенками красного, жёлтого, оранжевого…
И только из широко распахнутых глаз её смотрело небо.
Небо хмурилось, небо сердилось. Небо завешивалось пеленой облаков и всё равно сочилось сквозь них лазурью. Небо всхлипывало от изнеможения, плыло и клубилось, и проливалось влагой. Обрушивалось бурными, упругими потоками драгоценной жизни! Обнимало со всех сторон, прямо из её глаз. Бесцеремонно пробиралось в самые сокровенные уголки, куда Даур и сам не имел прежде доступа. Досыта поило иссохшееся сердце, безошибочно нащупывало душу…
И чем дольше Даур смотрел в это небо, тем реальней оно становилось.
Там! За её глазами. Оно сочилось из них, не умещаясь, как не может бесконечность уместиться в рамках формы…
Даур всё ждал, когда это волшебство закончится, оборвётся, когда энергетическая пиявка вгрызётся в него изнутри, причиняя страдания, значительно превосходящие самую адскую физическую боль…
Ведь для того, чтобы получить полноценное магическое питание,
Иметь её жёстко и долго, заставляя испытывать всю палитру необходимых ему эмоций —
Симбионт же молчал.
То ли подавился, наконец, то ли, как и Даур, охренел.
И ведь это он даже не трахнул пичужку! Что же будет, когда его член ворвётся, наконец, резким, грубым толчком в эту тугую горячую глубину?
Какая же ты сладкая, огненная детка…
Нет… нельзя… что же ты делаешь со мной…
Лучше раздвинь ножки, детка.
Да-да, бойся меня. Бойся сверкающей полоски лезвия. Бойся… Только не зови всем своим видом, не обещай блаженства, которого нет на земле.
Глава 28
…Она сидела рядом тихонько, как мышка. Молчала всю дорогу. Лишь на поворотах, когда «сильфиду» заносило, вздрагивала, повисая на ремне, а потом ёрзала, усаживаясь поудобнее.
Ёрзала…