Небо на троих (СИ)

Птаха, кстати, затихла. На какое-то время. Ещё несколько раз она приподнималась, выгибаясь дугой, но в четыре руки удавалось уложить её обратно.

Больше Арнэй не рисковал, не пытался подпитаться излишками пламени. И без того уже отличился. Объясни теперь брату, что не подсел… Даура можно понять. Игры с огнём фениксов опасны…

Пташка вдруг резко вдохнула и оба драгха надавили ей на плечи. Но она больше не приподнималась над кроватью. Вместо этого нежная смуглая кожа её потемнела, а потом пошла огненными трещинами, словно изнутри феникса искал себе дорогу свет. Такой яркий, ослепительный, что глазам было больно смотреть на него. На какое-то время Арнэй зажмурился, а когда снова открыл глаза, отпрянул от птахи, с трудом удержав ругательство на кончике языка.

Вместо неё между братьями лежала…

Нет, это по-прежнему была она, Ингури из племени Рамаян… и в то же время не она.

Разметавшиеся до этого по подушке локоны оказались убраны в сложную причёску с золотой тиккой поверх тяжёлых кос.

В изящном крыле носа сверкало крупное, в узорах, золотое кольцо с алым, в золотой оправе, рубином. Цепочка от него тянулась к тикке в волосах.

Густо подведённые глаза занимали чуть ли не пол-лица. Бархатные веера ресниц отбрасывали длинные и острые, как стрелы тени на смуглые щёки. Беспомощно приоткрытые губы вдруг оказались покрытыми густой алой краской…

Отстранённое, даже надменное выражение лица. Какое-то потустороннее.

Чужое и вместе с тем… Сердце Арнэя вдруг застрочило с утроенной скоростью, внутренности сжала когтистая лапа. Воздух в спальне сгустился, стал вязким, как кисель.

Он вот-вот узнает её. Или даже… вспомнит?

В горле Арнэя вдруг встал болезненный ком, а в глазах… нет, шрявь, ему не кажется! В глазах защипало!

— Ты видишь это? — ошарашенно прошептал Даур.

Не в силах ответить, Арнэй сглотнул и кивнул.

Пламя, которое он поглотил, не спешило преобразовываться в магию. Оно хаотично металось внутри, грозило прожечь энергетическую оболочку к йурам собачьим.

Арнэй вдруг понял, что не сдержится. Трахнет птаху прямо сейчас. И похрен, что она без сознания. И плевать, что с ней какая-то хрень творится…

— Должно быть, это их магия… — прорезал густой, как смола, воздух шёпот Даура.

Арнэй оторопело помотал головой.

— Так они гипнотизируют нас, подчиняют, — продолжал занудствовать братец.

— Ты сам веришь в эти россказни дикарей?!

— Она — телепат! — процедил Даур сквозь зубы. — Ты что не понимаешь, она воздействует на восприятие?! Прямо сейчас!

— Но она… спит.

— Так неосознанно, дубина!

На это Арнэю было нечего ответить.

Морок вдруг рассеялся. На месте холодного и недостижимого, как божество, идола, снова была Ингури. Живая, беззащитная. Тёплая. Её пламя больше не обжигало, не кусалось. Наоборот, ласкалось, льнуло, как игривый щенок к хозяевам.

— Не вздумай, — процедил Даур.

30.2

Арнэй хмуро кивнул. Даур говорил разумные вещи. Арнэй вообще не понимал, как брат держится. Не будь его здесь…

Дыхание девчонки вдруг стало хриплым, тяжёлым. Рваным.

Она вдруг рванула простыню, обнажая грудь, длинные тонкие пальцы беспомощно заскользили по корсету.

— Ей тяжело дышать, — прошептал Арнэй.

Даур посмотрел на него с сожалением.

«Ещё одно слово, и он скажет, что я перегрелся у пламени феникса, — пронеслось у него в голове. — И будет прав».

— Хочешь снять с неё корсет? — обманчиво спокойным голосом спросил Даур.

— Я похож на дебила? — буркнул Арнэй.

Даур не успел ответить.

Тяжёлое, прерывистое дыхание птахи обрело какой-то острый и пряный окрас. Стало раздразнивающим, волнующим. Ярче всего в эмоциях феникса проступило возбуждение, головокружительное, на грани фола и… острый холодок страха. Разметавшись на кровати, она смяла пальцами простыню, бесстыже обнажая разведённые и согнутые в коленях ноги. Из одежды на фениксе оставался лишь корсет.

— Она… воздействует на нас, — хрипло прошептал Даур. — И её счастье, если неосознанно.

— Она спит, о каком осознанном воздействии может идти речь, — проворчал Арнэй.

Он не договорил.

Тонкие горячие пальцы вдруг накрыли его кисть. Драгх вздрогнул.

Птаха медленно, очень сексуально облизала губы. Как завороженный, Арнэй наблюдал, как влажный язычок скользит по припухшим, искусанным губам.

Захотелось вдруг узнать, каковы они на вкус. Арнэй уверен был, что мягкие, податливые… и очень сладкие.

Он вспомнил, что Даур целовал её. После подписания договора. Но Дауру нравилось целовать женщин…

Если же Арнэй поцелует её сейчас, вопреки своим вкусам, привычкам и убеждениям, о которых, Даур, конечно, знает, брат, пожалуй, утвердится в мысли, что он, Арнэй влип по уши. С Даура станется… Тем более, что это, похоже правда…

Шрявь! А ведь Даур прав! Феникс и в самом деле загипнотизировал его.

«Чушь йурова, — подумал Арнэй. — Не феникс, а его пламя».

Просто он был слишком голоден, когда появилась она! Да и терпение никогда не было его сильной стороной!

Чего ему стоило не укусить её за припухшую губу… только он знает.