— Если я правильно понял, этот мальчик — один из ваших учеников? — доктор посмотрел на Федора и вдруг подмигнул ему.
Федор подмигнул в ответ, улыбнулся.
— Да. Он начинающий, — князь важно кивнул.
— Из какой он страны? На каком языке вы с ним общаетесь?
— Он родом из Италии, у него проблемы с речью. Сильное заикание. Я пытаюсь вылечить его, сейчас в терапевтических целях Теодор должен молчать, — князь потрепал Федора по щеке и под столом больно наступил ему на ногу.
— Господин Гурджиев, я с большим уважением отношусь к вашим методикам, но позвольте заметить, что люди, страдающие заиканием, должны разговаривать как можно больше. Молчание только усугубляет проблему, — мягко произнес доктор, повернулся к Федору и заговорил по итальянски.
Князь, очевидно, не ожидал этого, он насупился, нервно покрутил перстень на мизинце, глухо, с пафосом произнес:
— У нас с вами разный подход к человеческим недугам, Эрни. Вы лечите тело, я исцеляю душу.
— Георгий, вы же утверждаете, что нет никакой души, — ехидно заметил доктор.
Князь ничего не ответил. Моника принесла еду. Он с жадностью накинулся на говядину. Федор решил воспользоваться паузой, на всякий случай отодвинул ногу подальше от тяжелого княжеского ботинка и обратился к доктору по немецки:
— Господин Крафт, меня зовут Федор Агапкин, я русский, никогда не был учеником господина Гурджиева, заиканием не страдаю, приехал из Москвы специально, чтобы встретиться с вами.
— Знаете, я почему то так и подумал, — доктор весело улыбнулся, — господин Гурджиев известный шутник и мистификатор.
— Вся наша жизнь сплошная мистификация, — заявил князь с набитым ртом. — Эрни, говядина отличная, вы оказались правы.
— Я рад, что вам вкусно, Георгий, — кивнул доктор и обратился к Федору: — Итак, ваша фамилия Агапкин и вы приехали из Москвы. Позвольте узнать, кто вы по профессии?
— Врач, хирург.
— Где вы учились?
— Медицинский факультет Московского университета, кафедра мозговой хирургии, — быстро произнес Федор.
Если бы не появилась Моника с двумя чашками кофе, он бы не удержался и ляпнул, что учился у профессора Свешникова. Он заметил, что князь отвлекся от говядины, навострил уши. И еще ему вдруг показалось, что, когда он представился, у доктора изменилось выражение лица.
«Он что то знает обо мне, — подумал Федор, — он так точно повторил мою фамилию, для немца непривычную, трудно произносимую, и прежде всего спросил, где я учился. Но откуда, от кого он может знать? У Михаила Владимировича давно нет с ним никакой связи. Я нарочно назвал кафедру мозговой хирургии, было бы логично, если бы он сам задал вопрос о профессоре Свешникове. Может, сейчас спросит?»
Доктор отхлебнул кофе, вытащил серебряный портсигар, открыл, размял папиросу, но прикуривать не стал.
— Господин Агапкин, мне бы хотелось о многом с вами поговорить. Меня очень интересует, как сегодня обстоит дело с медициной в России. Я со студенческих лет дружу с некоторыми русскими врачами, их судьба беспокоит меня. У вас ко мне какие то вопросы медицинского характера, верно?
— Да, конечно. Исключительно медицинского.
— Ну, вот, в таком случае мы с вами обязаны поступить гуманно, избавить господина Гурджиева от наших скучных профессиональных разговоров. Вы дождя не боитесь?
— Я люблю гулять под дождем! — Федор залпом допил свой кофе и вскочил.
— Отличная идея, мы все вместе отправимся гулять в Английский сад, — сказал князь, спешно дожевывая капусту.
— Нет, Георгий, вам не стоит идти с нами. Вы плохо выглядите, простудитесь, не дай бог, я буду чувствовать себя виноватым. — Доктор подозвал официантку: — Моника, сварите, пожалуйста, для этого господина очень крепкий кофе, чтобы было побольше гущи. Кофейную гущу он обычно ест на десерт.
Глава двадцать третья
В честь возвращения Йорубы домой из Африки, с сафари, президентский дворец готовился к банкету. Фазиль позвонил с утра в номер и смущенно сообщил, что по распоряжению Германа Ефремовича все приглашенные обязаны соблюдать дресс код. Мужчины могут явиться только в смокингах, женщины — в вечерних платьях.
— Йоруба знает, что у вас ничего такого с собой нет. Я вас отвезу в специальный бутик, там что нибудь подберете, напрокат. Банкет сегодня вечером.
Словно по заказу, был солнечный день, без ветра, с оттепелью. В сквере перед отелем расчирикались воробьи, как будто уже наступила весна.
— Доброе утречко. Денек выдался чудненький! — воскликнула администраторша, когда они спустились к завтраку. — Сама природа радуется возвращению нашего дорогого Германа Ефремовича. Без него жизнь идет скучно, сиротливо, а вот приехал, солнышко наше, и погода стала солнечной. Софья Дмитриевна, — произнесла она после паузы уже другим, не восторженным, а интимным тоном, — для вас специально пригласили парикмахера, визажиста. Милости прошу в наш косметический салон.
— Спасибо, я обойдусь, — ответила Соня, стараясь не встречаться глазами с просветленным голубым взглядом.