— Я соберу твои вещи, тебе не надо больше заходить в этот отель, — сказал Дима, когда они остались вдвоем за столиком.
— Ночевать где будем? В зоне, у развалин? — спросила Соня.
— Да хотя бы и там. Лишь бы не в отеле.
— Мг м, ночью, после банкета, из президентского дворца, ты в смокинге, я в вечернем платье, поедем в степь?
— Ничего страшного. После банкета переоденемся в нормальную свою одежду, Фазиль нас отвезет.
— Ладно, это не наши проблемы. Я просто позвоню Кольту.
— Бесполезно. У него отключены оба телефона.
— С охраной не хочешь связаться?
— Уже связался. Валера Кожухов заболел, температура тридцать девять, ангина.
— Да, я заметила, ему еще в самолете было плохо. А второй? Забыла, как его зовут.
— Денис Нестеренко. Шеф рано утром отправил его в аэропорт, встречать Светика.
— Светик, дочка Петра Борисовича, которая на обложке в васильках, «лучистое сиянье доброты»?
— Она самая. Заслуженная артистка России. Балерина, киноактриса, писательница. Теперь, оказывается, еще и политик. Денис рассказал мне последнюю новость. Светик скоро станет депутатом Думы от Партии общечеловеческих ценностей.
Подошел Фазиль вместе с маленьким пухлым юношей в строгом сером костюме.
— Вот, знакомьтесь, Рустамка, мой друг. Рустамка смотрел на Соню и смущенно улыбался.
Он выглядел значительно младше Фазиля. Лицо у него было совсем плоское, круглое и белое, как полная луна. Глаза узкие, как две темные трещинки. Густые смоляные волосы подстрижены бобриком. Он очень хотел сказать что то, но у него получилось только «Д д до бр…», он смутился еще больше и быстро заговорил по шамбальски.
— Рустамка, когда по русски говорит, сильно заикается, — объяснил Фазиль, — он хотел сказать вам «доброе утро». И еще, он предлагает, если вы решили от Эльзы съехать, тут при кафе маленькая частная гостиница, всего семь номеров. Можете жить, сколько хотите, два номера в вашем распоряжении.
Рустамка радостно закивал, заулыбался, и ему удалось произнести, с большим усилием:
— П п переезжайте с с сегодня! — и заговорил по шамбальски.
Фазиль слушал, кивал, улыбался, хмурился. Соне показалось, что в монологе Рустамки несколько раз прозвучало имя Дассам.
Явился официант, огромный детина с лицом фарфорового китайского болванчика. Стол заполнился немыслимым количеством еды. Рустам замолчал на полуслове, Фазиль почему то не стал ничего переводить при официанте.
— Рустам, зачем столько всего? Мы же лопнем, — сказала Соня.
— Не обижайте его, все съедать вовсе не обязательно, но отказываться, когда подают на стол, нельзя, — быстро прошептал ей на ухо Фазиль. — Попробуйте, это наше национальное блюдо, жареный сыр из кобыльего молока, — произнес он громче, — надо вот так, в лепешку завернуть.
Он принялся показывать, как едят жареный сыр. Рустам отошел, не сказав больше ни слова. И только когда исчез официант, Фазиль стал объяснять шепотом:
— У нас активно давят малый бизнес, отец Рустамки с трудом держится, его заставляют брать на работу, кого он не хочет. Вообще то это очень давняя история.
Тут, в степи, идет вечная война двух кланов, все люди делятся на вудутов и шамбалов. Я шамбал, Рустам шамбал. А вот этот парень, официант, вудут. И Йоруба тоже вудут.
— Фазиль, а при чем здесь малый бизнес? — спросила Соня.
— Да при том, что Йоруба вудут, значит, шамбалы — люди второго сорта. Не только в бизнесе, везде. Я, между прочим, окончил факультет иностранных языков пединститута в Уфе, по английски, по французски болтаю свободно. Но учителем в школу меня не возьмут, хотя учителей не хватает. Потому что я шамбал. Вот в обслугу, шофером — пожалуйста. Йорубе нужен шофер с иностранными языками, к нему часто приезжают зарубежные гости.
— Но шофер Йорубы, наверное, получает больше, чем школьный учитель? — спросил Дима.
— Да, больше, и я терплю, потому что у меня родители старые, жена и маленький сын. Но если бы я был учителем, я бы подрабатывал частными уроками, переводами. И кстати, школьные учителя у нас получают прилично. Это политика Йорубы. Он вкладывает деньги в идеологию. Детей могут учить только вудуты. На местном телевидении, в прессе, на радио — вудуты. Шамбала берут слесарем, уборщицей, дворником.
— Как различают, кто вудут, кто шамбал? — спросил Дима.
— По фамилиям. В паспортном номере это закодировано. Да вообще у нас и так все про всех знают.
— То есть шамбалы что то вроде касты неприкасаемых, как в Индии?
— Нет, это совсем другая система. Изначально вуду ты и шамбалы равны, только религии разные. Шамбалы уже пять тысяч лет верят в единого бога, который все сотворил, а вудуты язычники, у них богов много, главный Сонорх, и еще целая куча. За пять тысяч лет ничего не изменилось, хотя в четырнадцатом веке все дружно приняли мусульманство, в двадцатом веке стали коммунистами атеистами.
— Погоди, ты говорил, у шамбалов Сонорх — главный демон, — напомнил Дима, — как он может быть главным богом у вудутов?
— Вот так, — Фазиль развел руками, — в этом суть проблемы.
— А язык у вас общий, шамбальский, или у вудутов есть свой? — спросила Соня.