Беглецы, включая Ситару, быстро оправились от тягот дороги из Дели в Сахаранпур. Недомогание супруги Уинстона было связано только с тряской и недоеданием, успокоил Уильям, после отдыха в Сахаранпуре здоровье Ситары и ее ребенка снова пришло в норму. Никто, кроме Уильяма и отъезжающих, не знал, куда на трех крепких лошадях направились Мохан, Ситара и Невилл, снабженные достаточным количеством провианта, подробной картой Индии и всем необходимым для путешествия.
Они пересекали долину Ганга вдоль горной цепи Шивалик – преддверья Гималаев с его широколиственными рощами сандала и капока. Путники в жизни не видели ничего подобного. Высящиеся по правую руку заснеженные горные вершины казались воплощением вечности. Многочисленные реки и речушки пересекали узкие мостики, хотя кое-где приходилось пускать лошадей вброд. Иногда попадались одинокие усадьбы, где путникам предлагали ночлег и горячий ужин, однако чаще беглецы находили приют на постоялых дворах. Мысль о конечной цели путешествия придавала сил всем, особенно Ситаре, которая все чаще замыкалась в себе, словно погруженная в безмолвный диалог со своим еще не родившимся ребенком, так что Уинстон начинал даже чувствовать что-то вроде ревности к этому неведомому человеческому существу.
Потом долину сменил скалистый ландшафт, дорога пошла в гору. Хвойные леса на карстовых склонах издали напоминали мох. Дубовые, еловые, пихтовые и сосновые рощи и чащи чередовались с покрытыми трещинами каменистыми проплешинами. Одетые в бурый мех грызуны высовывали из норок любопытные головки. По камням скакали горные козлы. На кустах вдоль дороги алели яркие, как огоньки, ягоды, поляны перстрели роскошными полевыми цветами. Осень вступала в свои права. На север, к озерам Кашмира, потянулись стаи гусей и уток. Все еще звездные ночи стали заметно холоднее, а воздух суше. Но днем солнце все так же хорошо прогревало землю, и кое-где еще порхали последние бабочки.
По временам начинался пологий спуск, и дорога шла между покрытых высокой травой холмов, кое-где прерывающихся каменистыми уступами, на которых росли одинокие деревья, высились древние храмы или заброшенные сторожевые башни. По руслу высохшей реки, окруженному отвесными береговыми скалами, путники выехали в долину и невольно остановили лошадей, любуясь ландшафтом, равного которому по красоте им еще не приходилось видеть.
Волнующаяся под ветром трава с пестрыми вкраплениями цветов блестела, как ворсистый ковер, словно изумрудными волнами омывая одиночные деревья и небольшие рощицы. В говорливых ручьях играли солнечные зайчики. Аккуратные зеленые и бурые прямоугольники крестьянских наделов перемежались с пышными фруктовыми садами, где еще оставались неубранные плоды, и глянцево блестящими завитками рисовых полей. На севере высилась цепь
– Как красиво! – прошептала Ситара, окидывая взглядом окрестности.
– Это
Все трое переглянулись, счастливо улыбаясь, и направили лошадей в изумрудную траву.
Заброшенный и наполовину разрушенный дворец раджпутов на холме неподалеку от небольшой деревни стал их новым домом. За право жить в нем и пользоваться прилегающими к нему землями беглецы платили местному старосте-заминдару несколько дюжин лакхов в год. Население долины, спокойные и счастливые люди, далекие от политических перипетий большого мира, встретили чужаков не без любопытства, но вполне дружелюбно. И вскоре Ситара, Мохан и Уинстон забыли свое прошлое среди сказочных холмов Кангры, как будто никогда не знали другой жизни.
Во дворце лучше всего сохранились внутренние покои, особенно зенана с просторным внутренним двором. Все остальное, прежде всего брошенную бывшими хозяевами старую мебель, Мохан с Уинстоном постарались привести в порядок. Женщина из деревни, Мира Деви, согласилась за несколько аннов помогать Ситаре, которая, несмотря на свое положение, едва переступив порог дома, схватилась за веник. Все, что было нужно для жизни: горшки, миски, чайник, белье – приобреталось у крестьян за пару монет. А чего не оказывалось в деревне, Мира Деви поручала при случае купить в ближайшем городе своим родственникам.
Декабрь принес сухой и холодный ветер с севера, но от него беглецов надежно защищали старые стены и очаг на кухне, возле которого, весело болтая каждая на своем диалекте хиндустани, день-деньской хлопотали Ситара и Мира Деви. А вечерами, когда все собирались у огня, женщины чинили наволочки и одеяла и шили детское белье. Со временем Мира Деви полностью оставила свое хозяйство в деревне на попечение мужа, сына и невестки и переехала в примыкавшую к кухне маленькую комнатку.