Небо над дорогой

— Вижу, — кивнул я. — Кстати, там твой названный папашка объявился. Переживает за тебя. Ждёт.

— Жаль его, — равнодушно ответила Настя, — но он утешится. У него скоро настоящие дети родятся.

— Ты тоже вполне себе настоящая. И уже есть.

— Меня нет. Я почти мёртвая.

— Ох уж мне эти подростковые суициды! — я покосился на Криспи, она покраснела. — Знаешь, девочка, никакое ты не чудовище. Ты — личинка Хранителя. Я такую уже видел. Она тоже рвала себе волосы во всех местах и пыталась об стену убиться для общей пользы. Но потом твой папка ей лекции в школе читал, и ничего — сидела, глазами синими лупала.

— Не утешай меня. Я вижу, что я делаю с людьми!

— Ничего особенного. Люди постоянно это сами с собой делают. Тут им просто с детства гвоздь в башку заколачивают, чтобы не дёргались, а ты для этих гвоздей как магнит. Вон, видишь, Крис сидит, чай пьёт, не бежит кусаться? А знаешь, почему?

— Почему? — заинтересовалась Настя.

— Потому что в ней мотивационная программа давно уже слетела. Она привыкла без неё жить, не действует на неё твоё колдунство.

— Слетела? — удивилась Криспи.

— А ты не поняла? Думаешь, что тебя так таращит? Любовь-морковь, вот это всё? Откат просто.

Я, разумеется, умею читать на альтери, но местный худлит не осилил. Жена же жаловалась, что в здешних романах вообще нет любовных линий. Секса навалом, тут они не стесняются, а любви — нет. Никаких Ромео с Джульеттами не породила здешняя литература. Если Крис была права, и это следствие мотивационной обработки в детстве, то срыв программы вполне может качнуть маятник в другую сторону. У тех, на улице — в насилие, у Криспи — наоборот, в чрезмерную страсть. Но это я теоретизирую, конечно.

— В общем, милое дитя, — подвёл я итог, — кончай эти суицидные загоны. Я знаю место, где таким, как ты, синеглазкам рады, где знают, как с вами обращаться, учат вас, к делу пристраивают. Пойдём-ка отсюда, пусть местные сами как-нибудь разбираются.

— Ты не понимаешь! Я творила ужасные вещи! Я убивала людей, я заставляла их…

Пшик! Я прыснул ей в нос из баллончика. Операционный анестетик из альтерионской аптечки. Вырубает на три часа здорового мужика, да так, что ему в это время можно ногу ржавой тупой пилой отпилить. С учетом воробьиного веса, эту пигалицу должно часов на восемь выключить.

— Достали меня эти истерики, — сказал я Криспи, взваливая девчонку на плечо. — Что ни девица, то прямо Анна Каренина. Ах, ну да, ты не в контексте. Неважно, пошли отсюда.

Охрана за дверью куда-то делась. Видимо, пришли в себя и присоединились к веселью снаружи. Никто нам не препятствовал — я завернул девочку в плащ, чтобы не светить приметной белобрысой башкой, да так и донёс до УАЗика. Мы осторожно выехали из бьющегося в угаре секса, алкоголя и насилия лагеря — если не приглядываться к деталям, то от наших байк-фестов и не отличишь.

— Высади меня тут, Сер, — сказала Криспи.

— Занафига? — удивился я. — Хочешь пойти, врезать кому-нибудь?

— Отправляйся к своей семье, спасай девочку. Я остаюсь здесь.

— Кри, — сказал я устало, — кончай уже, ну? Когда я увезу это белобрысое явление природы, Альтерион, скорее всего, выйдет из коллапса. Волна безумия схлынет, общество как-то оклемается. Или нет — но это уже будет иметь внутренние причины. Как видишь, твоей вины тут нет. Это Ниэла утащила Настю сюда и додумалась сунуть в вашу машину. Вот у ребёнка и сорвало крышу на метафизическом уровне. Но ты за это отдуваться не обязана.

— Высади меня, Сер. Я приму свою судьбу…

Пшик.

Достали, ей-богу. Скулы сводит от пафоса. Великое Мироздание, хочу к жене! К нормальной, умной взрослой женщине, не устраивающей мне мессия-шоу и суицид-парады. Нет, пламенная любовь юных дев мужикам средних лет категорически противопоказана. Нет у нас уже столько нервов в организме.

Пристроил Криспи на сиденье, чтобы головой о стойку не билась, и включил резонаторы.

Зигзаг!

На третьем зигзаге понял, что смертельно устал. Загнал машину на парковку пустующего мотеля, перенёс спящих девиц на широкую кровать, увалился рядом.

Проснулся от запаха кофе.

— Вот, — сказала виновато Криспи, — тут на кухне газовый баллон заправлен, я сварила. Пришлось стекло в двери разбить…

— Ничего, — утешил её я, — судя по дороге, тут никого нет уже минимум год. И, если ты опять собираешься извиняться, то не стоит.

— Нет, я хотела спросить — зачем?

— Что зачем?

— Зачем ты меня увёз. От меня столько проблем! Ты же меня не любишь, почему не оставил, когда я просила?

Я покосился на Настю — ну, хоть эта спит пока. Но ведь проснётся и тоже что-нибудь предъявит. Как это утомительно! Зачем надо непременно выяснять отношения?

— Крис, — сказал я примирительно, — я не люблю тебя так, как тебе бы хотелось. Но ты дорога мне, поверь. Я не хотел, чтобы ты погибла там, изнасилованная и забитая насмерть пьяными безумцами, и не имел времени тебя уговаривать. Так что, извини, распорядился без твоего согласия. Это не честно, но и ты вчера не демонстрировала достаточной вменяемости.

— Прости, — потупилась она.