В дни летнего солнцестояния в резервации проходило традиционное Пау-Вау – праздник племён прерий. Несколько дней, слитых в яркий хоровод, во время которого мне все время хотелось плакать, до того это было прекрасно. Всё, даже остроносая физиономия Люка Клауда в голубых и жёлтых пятнах приветственной раскраски.
А танцы в круговерти орлиных перьев, а монотонное завораживающее пение под барабанный бой и завывание костяных дудок…
Вайнона достала из старого сундука расшитое бисером и иглами дикобраза тяжёлое и прохладное замшевое платье. Мои пальцы слегка дрожали, когда я помогала ей одеваться. Смешливая беспечная Вай преобразилась совершенно. Свои чёрные блестящие волосы, обычно распущенные по плечам, она аккуратно заплела в две длинные толстые косы, перекинув их на грудь. Поперёк лба она закрепила белую бисерную повязку, попутно объясняя мне, что означает каждый узор на повязке и на платье. Я только моргала.
Завершением наряда стали мокасины, принесённые снизу Джемаймой. Та оглядела внучку, одобрительно цокнула языком и что-то заметила по-лакотски. Вай демонстративно вздохнула, и я улыбнулась, сообразив, что именно сказала Джемайма.
– Бабушка хочет правнуков, – развела руками Вай. – Ну что, пошли?
И мы пошли.
Любоваться танцорами, подпевать певцам, есть стейки и сахарную вату.
В окружавшей нас пёстрой толпе мелькало много белых лиц – «васичу», зевак. Но я была не васичу, несмотря на свой простенький наряд и белую кожу, даже не загоревшую. Я была своей здесь, своей среди своих, и это переполняло меня несказанной гордостью.
Наконец Вай потянула меня на стадион, где вот-вот должно было начаться родео, и по-хозяйски уселась в первый ряд, прогнав заворчавшего Люка с моим фотоаппаратом в руках.
Сперва отчаянные парни пытались продержаться хоть сколько-то секунд на спине бешено брыкавшихся быков. Вскоре быков сменили необъезженные мустанги, брыкавшиеся ничуть не хуже. Я сидела, опустив взгляд на свои колени и слушая, как рядом ахает и взвизгивает Вайнона, как неистово хлопает и свистит стадион. Неожиданно все стихли, а потом заорали и заулюлюкали с удвоенной силой. Но даже сквозь этот шум я разобрала тоскливый стон Вайноны:
– Господи, я не знала, что он здесь будет…
– Кто? – изумлённо спросила я.
– Стив Токей Сапа! – раскатисто, как на хоккейном матче, провозгласил из репродуктора диктор, будто отвечая на мой вопрос, и все опять захлопали и заорали, как оголтелые, а Люк полез с фотоаппаратом прямо на барьер, но был, слава Богу, отогнан полицейским.
«Токей Сапа – Чёрный Камень», – машинально перевела я и наконец поглядела на арену.
И замерла.
Верхом на сером, визжавшем от ярости жеребце из ворот вылетел черноволосый парень. Его смуглое литое тело, обнажённое по пояс, было испещрено алыми и чёрными полосами боевой раскраски. И он держался на свирепо брыкавшемся звере так, будто сросся с ним. Только когда мустанг, в очередной раз злобно заржав, повалился наземь и начал кататься, пытаясь раздавить дерзкого седока, парень отскочил в сторону, но через секунду снова был на спине жеребца, едва тот поднялся.
Мустанг кружился по стадиону ещё добрых десять минут, в течение которых я, кажется, даже не дышала. Но сбросить ездока ему так и не удалось. Наконец он сдался и застыл на месте под рёв стадиона, понуро опустив голову. Его серые бока, все в потёках розовой пены, тяжело вздымались.
Вокруг нас свистели и одобрительно орали болельщики, что-то объявлял диктор, а я никак не могла отвести взгляда от смуглого чеканного лица всадника. Тот, будто почувствовав этот взгляд, чуть повернул голову, и наши глаза встретились.
А Вай вдруг резко вскочила с места и устремилась к выходу со стадиона, почти волоча меня за собой.
– Куда мы? – недоумённо воскликнула я, оборачиваясь, чтобы ещё раз посмотреть на поле стадиона. Но парня-победителя там уже не было.
– Дома объясню! – нетерпеливо бросила Вай.
Мы нырнули в проход между трибунами, и тут она словно приросла к месту, так что я с разгона налетела на неё.
– Хау, – неспешно приветствовал нас Стив Токей Сапа. Он стоял прямо перед нами, – чёрной громадной тенью, – едва заметно улыбаясь. Тёмные, как уголь, глаза вновь были устремлены прямо на меня. – Давно не виделись, Вай. Тониктука уо? Анпету ваште.
«Как дела? Прекрасный день», – перевела я автоматически.
– Поганый день! – процедила Вайнона, вздёргивая голову, как норовистая лошадка, и отступая на шаг. – Анпету шича!
Парень коротко засмеялся – сверкнули белые зубы. Полосы краски на его груди и плечах были размыты струйками пота, белёсые шрамы резко выделялись под обеими ключицами. Его иссиня-чёрные волосы были спутаны, а выгоревшие добела джинсы – все в пыли и бурых пятнах крови.
Я не успела удивиться, откуда взялась кровь, как Вай мрачно бросила:
– Переоделся бы, что ли, и снял хотя бы вот эту дрянь! – И ткнула пальцем куда-то вниз.
Я наконец разглядела окровавленные шпоры на грязных сапогах парня, и меня замутило.