Небо надо мной (СИ)

– Угу, его урок, – сумрачно подтвердила Вай. – Но резинки эти мне всё равно ни хрена не понадобилась, пока я школу не закончила. Потому что никто из наших больше не рисковал ко мне подойти ближе, чем на два шага. Как к чумной! И Стив, гад такой, всегда рядом оказывался, появлялся, как из-под земли, куда бы я ни пошла. Он чует… чует, как зверь. Или как охотник. Один раз, уже накануне выпускного, я в Рапид-Сити решила сгонять на блядки, хоть там оторваться… так он меня на автовокзале дожидался, представляешь?

Я не представляла. Но захохотала в голос.

– Очень смешно, ага, – проворчала Вайнона и тут же сама прыснула. – Вот картина была! Сейчас-то смешно, конечно. А тогда… ух, я и бесилась…

– А потом что было? – Я опять затаила дыхание в ожидании ответа.

– Ну, едва я выскочила из школы, тут же купила билет до Миннеаполиса и свалила от этого психа подальше. А Стив… – Она помолчала, прикусив губу. – У него тогда любовь была. Скай Адамс, дочка бакалейщика, сучка беложопая. Уж извини.

– И что? – нетерпеливо перебила я.

Ещё этих реверансов не хватало!

– Что… Погуляли они со Стивом года два, а потом она просто взяла и смылась во Фриско. Потихоньку слиняла. И то, не с индейцем же всю жизнь якшаться.

– А… Стив?

– Поджёг бакалею Адамса и завербовался во Вьетнам, – кратко ответствовала Вайнона. – Доказать никто не смог тогда, что это он. Год во Вьетнаме пробыл. А потом на минное поле попал, ему правую ногу сильно исполосовало… Ты заметила, что он хромает?

– Н-нет… – прошептала я.

– Он старается не показывать, – буркнула Вай, – но дед говорил, что ногу будто гризли рвал. А Стив даже болеутоляющих не принимает – не хочет подсесть, представляешь? И бухла никакого в рот не берёт – как мало кто из наших.

– Контролирует свою жизнь, – тихо заметила я.

– Слушай, подруга! – Вай, будто очнувшись, внимательно воззрилась на меня. – А ты к чему всё это выспрашиваешь, а?

– Я ведь в твоём доме живу, а Стив – твой родственник, – быстро пояснила я. – И… и ещё я раньше никогда о нём от тебя не слышала. Почему?

– Потому. Я с ним стараюсь не пересекаться, – проронила Вай, отворачиваясь. – А то он опять начнёт меня дрючить. Он это любит – укрощать. Ломать. А сам к себе никого близко не подпускает. Он как будто не в том веке родился – ему бы с генералом Кастером воевать… И вообще, Рут! – взметнулась она снова. – Ты о нём и думать забудь, поняла? У него баб на переспать – во! – Она красноречиво чиркнула себя ребром ладони по макушке. – В очередь выстраиваются после каждого родео – отсюда и до… Аляски! Так что не смей его жалеть!

«Во – это никого», – подумала я, но вслух сказала:

– Я и не жалею его, ты что!

Вай будто клещами сжала мне локоть и произнесла чуть ли не по слогам, пронзительно и подозрительно глядя в моё очень честное лицо:

– Ты жалеешь всех, Рут Конвей. Ты над дохлым воробьём ревёшь фонтаном. Стив не для тебя, ты это понимаешь?

Я понимала. Ещё как.

***

На следующее утро Люк Клауд примчался в редакцию раньше меня или вообще ночевал там, проявляя снимки, потому что, когда я вошла, он кинулся навстречу, размахивая пачкой свежеотпечатанных фотографий, пропахших закрепителем:

– Глядите, миз Конвей! Круто же, да?

Ну, что я могла ответить, если с первого же снимка на меня в упор глянул Стив Токей Сапа – верхом на взбешенном жеребце, правая рука вскинута и сжата в кулак, глаза азартно блестят, левую бровь перечёркивает шрам.

Это остроскулое смуглое лицо мерещилось мне всю ночь.

– А… почему у него такое имя? Токей Сапа? – выпалила я, сообразив, что Люк может рассказать мне о Стиве всё, о чём умолчала Вайнона, причём с превеликим удовольствием.

– У него же было видение! – возбуждённо затараторил Люк, и я невольно улыбнулась, потому что угадала правильно. – Когда ему стукнуло шестнадцать, он пошёл в горы, неделю там один провёл, ничего не ел и не пил, только просил Вакан Танку о видении. Потому что воин Лакота должен носить настоящее имя. Не имя белого человека. Имя Лакота! Когда мне будет шестнадцать, я тоже пойду в горы и получу имя. А потом, как Стив, буду плясать у столба Танец Солнца. Вы у него шрамы видели?

Я прикоснулась ладонями к ключицам.

– Ага! – восторженно подтвердил Люк. – У нас бывает ещё Пау-Вау, не для туристов, своё. Там, в Паха Сапа, в Чёрных Холмах, на священной земле. Вот тут, – он тоже провёл рукой по своей худой впалой груди, – вот тут надо пробить ножом дырки, как в шкуре бизона, и продеть ремни.

Я немо взирала на Люка. Его круглые чёрные глазищи горели яростным огнём.

– И парень висит на столбе с этими ремнями в груди весь день под палящим солнцем, – продолжал Люк, сверля меня испытующим взглядом, – а вечером начинает танцевать. Выдирает ремни из себя с мясом. Приносит Солнцу жертву крови.

– Зачем? – с трудом выдавила я, чувствуя, как щёки и губы колет, будто крохотными иголками. – Зачем Стив это сделал?

– Затем, чтобы весь мир знал, что он – лучший охотник, воин и ёбарь, – отчеканил Люк, вскинув голову. – И я тоже так сделаю!

– Люк Клауд! – простонала я, утыкаясь лицом в ладони.

– Чего, миз Конвей? – невинно осведомился он.