Небо после бури

– Потому, что месть значила для меня больше, чем ты, – отвечает Мирра, и Лайя отшатывается, потрясенная. – Я никогда не была хорошей м-м-матерью своим детям, девочка. Ты это знаешь. Я понимала, что Блэклифскую суку не застать врасплох. Шпионы сообщили ей, что я мертва. Вот я и решила остаться мертвой. О том, что я жива, было известно только Харперу, который спрятал меня в Антиуме, чтобы я перевела дух, и Кровавому Сорокопуту. – Заметив гневное выражение лица Лайи, Мирра поднимает руку. – Не сердись на Сорокопута, – говорит она. – Я помогла ей выбраться из туннелей под Антиумом, но она даже не поняла, что это была я. Она узнала о том, что я жива, только в ночь перед последним сражением. Мы еще немного поболтали с Каринной.

– Я не почувствовал твоего присутствия… – начинаю я, и Мирра сипло смеется.

– Это место заполонили тысячи людей, мальчик, – снисходительно говорит она. – Еще одному затеряться было несложно. Харпер держал язык за зубами, я могла ему доверять. У этого парня голова была как самое надежное хранилище, вот что я скажу. А что касается Сорокопута, я приказала ей держать рот на замке, даже мысленно не произносить моего имени, чтобы Князь Тьмы не выудил эти сведения у нее из головы.

– По-моему, ты выразилась не совсем так. Ты сказала: «Если ты, девчонка, хоть кому-нибудь проболтаешься, я сначала выпущу тебе кишки, потом сдеру с тебя кожу и сошью себе плащ».

Кровавый Сорокопут стоит у меня за спиной.

– Прости меня. – Она с тревогой смотрит на Лайю, словно боится услышать гневную отповедь. – Это был единственный способ покончить с Керис.

Но Лайя бросается к матери. От неожиданности та пятится, но потом обнимает дочь.

– Теперь я больше не одна. – Лайя прячет лицо в волосах Мирры. – Я думала, что выжила только я.

У меня печет в глазах, и Кровавый Сорокопут отворачивается, вытирая щеки, и что-то бормочет насчет соринки.

– Ты не одна, – отвечает Мирра уже более мягким тоном. – И, если бы это зависело от меня, мы никогда больше не расстались бы с тобой. – Она выпускает Лайю из объятий и смотрит на меня. – Ловец Душ, ты можешь позвать своего хозяина?

– Позвать? – бормочу я, ничего не соображая. – Маута?

Так, хватит, если я и дальше продолжу повторять каждое слово, мать девушки, которую я люблю, окончательно решит, что я слабоумный.

– Вот именно, – кивает Мирра. – Королева джиннов упоминала о клятве, которая связывает тебя с Маутом.

– Ты знакома с Рехмат? – удивляется Лайя.

– Погоди, сверчок. – Мирра, не отрывая от меня пристального взгляда, жестом приказывает дочери молчать. – Итак, Рехмат рассказала мне об этой клятве. Что-то такое насчет служения Мауту до конца времен. Я бы хотела поговорить с ним об этом. Зови его.

«Маут?» Я произношу про себя его имя и, не получив ответа, отрицательно качаю головой. Мирра рычит так громко, что Лайя, Сорокопут и я вздрагиваем от неожиданности.

– Не смей меня игнорировать, ты, самодовольное животное! – кричит Мирра, оборачиваясь к деревьям. – Я пересекала границы твоего царства тысячу раз. Я смотрела в Море. Ты обещал мальчишке, что освободишь его от клятвы, если найдется человек, готовый занять его место. Так вот, я здесь. Я согласна его заменить. И тебе даже не нужно меня оживлять.

Наверное, с минуту мы стоим в молчании, потом раздается гулкий голос древнего существа.

«Ты понимаешь, что тебя ждет, Львица?»

Лайя, которая не слышит голос Маута, переводит взгляд с меня на Мирру. Но я не успеваю объяснить, в чем дело, как Мирра отвечает.

– Несколько месяцев обучения у будущего зятя… – Она слегка толкает меня в грудь. Я нервно сглатываю, Лайя краснеет, а Кровавый Сорокопут улыбается – кажется, впервые за много месяцев.

– Перебранки с нашими огненными друзьями из Шер Джиннаата. Много аппетитной еды Кочевников – в конце концов, я ведь стану Бани аль-Маут. И вечность в этом лесу, где я буду помогать призракам найти покой.

– Подожди, – взволнованно восклицает Лайя. – Погоди минуту! Ты не можешь…

– Ты хочешь, чтобы я осталась в мире живых? – спрашивает Мирра. – Придавленная ненавистью к себе? Я убила Керис Витурию. Перерезала ей горло и смотрела, как она умирает. Но я мечтаю только об одном: вернуть ее с того света, чтобы можно было убить ее снова. – Она понижает голос и говорит шепотом: – Меня преследуют призраки, девочка. Глаза т-т-твоего отца. Голос твоей с-с-сестры. Дар… Дар… – Львицу бьет крупная дрожь. – Смех твоего бра-брата… – все же выговаривает она. – Мне нет места среди живых. Королева джиннов сказала, что стать Ловцом Душ – означает раскаяться. Раскаяние – это единственное, что мне осталось. Позволь мне уйти. Позволь мне сделать хоть что-то хорошее.

«Львица, – говорит Маут прежде, чем Лайя успевает произнести хоть слово. – Намерена ли ты, подобно Бану аль-Мауту, держаться за свое прежнее «я»? Или ты отпустишь прошлое, чтобы переводить призраков на другую сторону?»

– Просто освободи мальчика, Маут. Я сделаю все, что ты хочешь, черт бы тебя побрал. – Мирра секунду молчит. – Кроме одного. Я не хочу забывать ее. – И она кивает на Лайю.