Небо после бури

– Как это могло случиться? – Дядя Янс расхаживает по залу. – После того, как она обрекла наш народ на страдания и на смерть!

– Южане не знают о том, что на самом деле случилось в Антиуме – или не желают знать, – объясняет Ливия. – Зачем им чужие неприятности? Она обещает им богатство и рабов из земель Кочевников.

Скрипит боковая дверь, и я оборачиваюсь, ожидая увидеть на пороге слугу с вином. Но в дверном проеме застыл Фарис.

– Сорокопут. – Фарис смертельно бледен.

«Неужели ранен», – мелькает у меня в голове.

– Можно тебя на два слова?

Я выхожу в коридор, где меня ждет полувзвод солдат, среди них – трое Масок.

– На дворцовой кухне кое-что произошло. – Фарис жестом приказывает солдатам охранять двери в тронный зал.

Если сюда пробрался убийца, я сейчас, черт побери, что-нибудь разнесу. Даже если преступник мертв – наверняка так оно и есть, иначе Фарис повел бы меня в темницу, – Отцы не потерпят очередного недосмотра охранников.

Дверь в судомойню стерегут четыре легионера. Придворный, которого Ливия отправила за вином, привалился к стене. Лицо у него зеленого цвета.

– У выходов дежурят еще два солдата. Сорокопут… – Фарис выглядит потрясенным, и я уже не понимаю, что ждет меня за дверью. Я толкаю створку и отшатываюсь.

Потому что нахожу там не мертвого убийцу, и даже не живого. А вижу красные потеки на стенах и такого же цвета лужи – кто-то устроил здесь настоящую резню. В помещении царит зловещая тишина, и мне не нужно подходить к лежащим на полу исколотым, истерзанным, залитым кровью телам, чтобы понять: все эти люди мертвы. Я вижу знакомое лицо: Мерина, фрейлина Ливии, няня моего племянника.

– Мерина спустилась за чаем для Императрицы-регента, – бормочет Фарис. – Их нашел придворный, которого послали за вином.

Я сжимаю кулаки. На этой кухне работали и плебеи, и Книжники, и они неплохо ладили между собой. Все они были беженцами из Антиума. Все были преданы Императору.

И вот что они получили в награду за свою преданность.

– Где убийца?

– Покончил с собой. – Фарис кивком показывает на стену позади меня, и я оборачиваюсь. – Но нам известно, кто его подослал.

На камнях багровеет символ, при виде которого меня захлестывают ярость и отвращение.

Заглавная буква «К», увенчанная зубастой короной.

17: Лайя

Зима в Сумеречном Лесу суровая, но пушистые ветви вечнозеленых деревьев защищают меня от самых сильных порывов. Увы, они не могут защитить меня от холода, который исходит от Элиаса.

На следующий день после того, как он меня нашел, я пытаюсь идти с ним рядом, пытаюсь поговорить. Но он стрелой уносится далеко вперед, и его фигура теряется вдали. Остаток дня я шагаю в одиночестве, с тоской вспоминая Дарина, Мусу, Таса и даже Кровавого Сорокопута. В какой-то момент я пытаюсь воззвать к Рехмат, в надежде, наконец, узнать больше о происхождении этого существа. Но ответа не получаю.

Вечером я достаю из мешка свой ужин – сушеные финики и пресную лепешку. Элиас исчезает и появляется спустя четверть часа с горячим пирогом, начиненным фаршем из куропатки, изюма и миндаля.

– Ты это украл?

Он пожимает плечами, и я злюсь.

– Кому-то пришлось тяжело потрудиться, Элиас.

– Называй меня Ловцом Душ, пожалуйста.

Я игнорирую надоевшую присказку.

– Если ты это украл, я есть не буду.

– Не будешь, вот как? – Элиас быстро отводит взгляд, и я не могу понять, издевается он надо мной или просто наблюдает. – Я всегда оставляю золотую марку, – равнодушным тоном произносит он. – В этом случае пекари меньше склонны запирать двери на замок.

Я хочу резко ответить, но замечаю его напряженную позу и сжатые кулаки.

Когда мы с Элиасом пробирались через Серранский хребет после побега из Разбойничьего Привала, мне тоже не хотелось ни с кем говорить. Там, в Разбойничьем Привале, я в первый раз убила человека – Кочевника, который хотел прирезать нас обоих.

Тогда Элиас обращался со мной очень бережно. Он разговаривал со мной, но не торопил. Дал мне время прийти в себя. Возможно, сейчас, когда его сознание тесно переплелось с Маутом, я должна сделать то же самое.

Весь следующий день я не произношу ни слова, и он расслабляется – совсем чуть-чуть. Вечером, когда мы останавливаемся на ночлег, я нарушаю молчание.

– Знаешь, а я недавно видела твою матушку, – сообщаю я. – Она очаровательна, как всегда.

Мой спутник шевелит палкой сучья в костре.

– Она пыталась меня убить, – продолжаю я. – Но в самый критический момент появился ее хозяин и мой бывший любовник. Князь Тьмы – ты наверняка его помнишь. И снова прикинулся Кинаном: рыжие волосы, карие глаза, трогательные веснушки и все такое…

Я кошусь на Элиаса. Его челюсти сжаты сильнее, чем обычно, вот и вся реакция.

– А ты когда-нибудь думаешь о Керис как о своей матери? – спрашиваю я. – Или она для тебя навсегда останется Комендантом? Бывают дни, когда мне трудно представить, что Кухарка и моя мама – это был один и тот же человек. Я скучаю по ней. И по отцу, и по Лиз.

Я вдруг понимаю, что мне смертельно хочется поговорить о семье, поделиться с кем-нибудь своим горем.