Небо стоит верности

Как- то с Евгением Николаевичем Нелеповым, представителем Дальневосточного научно-исследовательского гидрометеорологического института, на который мы работаем, оказался я в сахалинском порту Корсаков. Здесь мы познакомились с капитаном порта Борисом Константиновичем Потаповым. Капитан пригласил нас в свой кабинет.

- Взгляните сюда! - обратился он к нам, указывая на карты с данными долгосрочных прогнозов ледовой обстановки. - С каждым днем льда становится больше. От Погиби он наступает на Советскую Гавань и Шахтерск, от Охи - на мыс Терпения и на мыс Анива. Наступает, закрывая пролив Лаперуза. А кругом идут корабли, запрашивают обстановку, наиболее безопасный курс. Что я им могу дать? Только долгосрочный прогноз вашего института! А мне нужно знать ледовую обстановку на каждый день, на каждый час! Где выход?

- Евгений Николаевич, мы летаем через Анивский залив…

- Понял! - перебивает меня Нелепов. - Будет вам карта ледовой разведки, Борис Константинович! Даже две - [117] утренняя и вечерняя. Только как вот доставлять их? От аэропорта до вас несколько десятков километров!

- А сбросить в порту нельзя? - отвечает вопросом Потапов.

- Куда?

- Ну хотя бы на крышу. Там есть площадка для наблюдения.

Мы поднимаемся на крышу порта. Площадка большая - больше палубы любого корабля.

- Будем сбрасывать сюда! - заверяю капитана.

- Ну, уж коль вы так покладисты, окажите еще услугу. К юго-востоку от мыса Крильон застряли корабли. Вывести бы их, а?

Назавтра вступает в силу наш словесный договор: корабли выведены, карта ледовой разведки подготовлена. Фома Симонович связывается с вахтенным радистом порта Корсаков:

- Корсаков, я - борт сорок один семьдесят семь. Приготовьтесь к приему карты ледовой обстановки. Через час будем у вас.

- Борт сорок один семьдесят семь, вас понял. Ваши координаты?

- Сто восемьдесят миль юго-восток от вас.

- Понял. Завтра в восемнадцать ноль-ноль ждем вашего прибытия.

- Не завтра! Сегодня! Через час! Поняли?

Длительное молчание в ответ.

- Понял. Вы находитесь в ста восьмидесяти милях от нас. Ждем завтра в восемнадцать ноль-ноль. Конец!

- Погоди!

Фома даже вспотел от злости, торопливо выстукивает снова:

- Я - самолет. Со скоростью сто восемьдесят миль иду к вам. Усек?…

Теперь наши полеты приобретают не только научное значение, но и практический смысл. Постепенно моряки все больше и больше ощущают нашу помощь и обращаются с различными просьбами.

Идем Татарским проливом. Впереди по курсу два корабля преодолевают тяжелое ледяное поле, а неподалеку, всего в нескольких милях, широкая лента чистой воды. Наверное, ее не видно с кораблей, и они продолжают сражаться со льдами, пробираясь на север.

- Поможем? - оборачиваюсь к Нелепову. [118]

- Обязательно! - отвечает он. - Потеряем десяток минут, а корабли выиграют сутки.

Разворачиваюсь на корабли. Штурман Вадим Петрович Падалко определяет их место и рассчитывает курс выхода. Фома вертит ручки приемника в надежде услышать судовые радиостанции, но они молчат. И неизвестны их позывные.

Снижаюсь и прохожу под кормой головного корабля.

- «Приамурье», - читает Вадим Петрович. - Порт приписки - Владивосток.

А Фома уже вертит ручки передатчика, настраиваясь на судовую волну.

- «Приамурье», я - борт сорок один семьдесят семь. Ответьте для связи. Прием.

- Самолет сорок один семьдесят семь, я - «Приамурье». Что имеете ко мне?

Фома передает микрофон Падалко.

- «Приамурье», я - сорок один семьдесят семь. Берите курс двести сорок градусов. Придерживаясь разводьев, войдете в широкую полынью близ берегового припая. Дальше будете следовать по ниласу вдоль припая.

Длительное молчание, потом голос в телефонах:

- Я - «Приамурье». Кто вы такие? Почему даете рекомендацию?

- Я - самолет ледовой разведки, - отвечает Падалко. - Борт сорок один семьдесят семь!

- Вас понял…

И нам видно, как «Приамурье» круто забирает влево, за ним следует второй корабль. Мы ложимся на свой курс и продолжаем прерванную разведку. А вскоре в телефонах звучит уже знакомый голос:

- Борт сорок один семьдесят семь. Я - «Приамурье». Иду рекомендованным вами курсом. Выход вижу. Большое, большое спасибо!…

Еще час полета, и мы будем дома. Но Фома протягивает мне телеграфный бланк (надо же, какая официальность!):

«Борту сорок один семьдесят семь тчк Несколько дней станция Комрво не выходит на связь тчк Возможности выясните причины тчк Сообщите нам тчк Беляев».

Юра Беляев, начальник гидрометеослужбы Сахалина, мой давнишний знакомый еще по Арктике, зря беспокоить просьбами не станет. Станция не вышла на связь, значит, что-то там произошло. Что же? Как это узнать? До ближайшего аэродрома сотни километров. [119]

Пока я ломаю голову в поисках выхода, Вадим Петрович делает расчет курса на станцию, и мы разворачиваемся к ней.