Небо стоит верности

Вроде ничего и не произошло. Все та же ночь, так же гудят моторы. Но я услышал голос друга, который находится где-то рядом, и это придало больше уверенности в благополучном исходе полета. Можно опять погрузиться в неподвижность [111] и молчаливое наблюдение за приборами - изнурительный труд пилота. Но вдруг почувствовал: в ровный гул моторов вплетается какой-то едва ощутимый посторонний звук и самолет начинает чуть вздрагивать. И вот уже стрелки приборов заметались по циферблатам. Их надо немедленно поставить на место. Нужны энергичные действия штурвала и педалей. Поворачиваю ручку отключения автопилота и берусь за штурвал.

Рувинский сквозь окно кабины направляет луч переносной фары на крыло. В ее свете виден белесый налет на кромке: обледенение!

- Включить антиобледенители! - отдаю распоряжение второму пилоту.

- Есть! - коротко отвечает Борис.

Я знаю, что тут же срабатывают электромоторы и горячий воздух выхлопа устремляется в туннели крыльев, плавя лед.

- Сколько еще лететь? - спрашиваю у штурмана.

- По расчету минут двадцать. Но точно определить трудно. Взгляни, что творится за бортом…

Я включаю носовую фару: желтый луч ее растворяется в белом молоке облачности.

- Радиопеленги берешь?

- По ним и даю расчетное место. Только неустойчивы пеленги. Плывут. Расстояния-то какие!…

Я это знаю сам. От берега полторы тысячи километров, от боковых радиостанций еще больше…

- Попробуй, Николай, заказать СП. За двадцать минут радиокомпас должен его взять.

- Пробую. Не берет…

- Помехи?

- Есть и это. Но боюсь, что далеко. Дальше моего расчетного.

- Почему?

- Слаба слышимость.

- Не уклонились ли в сторону, штурман?

- Может, и уклонились. Что я, бог? - обижается штурман. - Полторы тысячи без ничего!

Проходят двадцать минут, рассчитанных штурманом. И еще двадцать. Идем в облаках, а с СП поступают сообщения, что над ними ясно. Отклонились в сторону? В какую?

Но вот стрелочки радиокомпасов уверенно замирают на нуле. [112]

- На приводе СП! - радостно сообщает штурман.

- Догадываюсь. А ошибка на сорок минут? Хороша точность!

Расстроенный штурман скрывается в своем отсеке.

- Зачем ты с ним так? - замечает Кулагин. - Действительно, такое расстояние!… Может, сильный встречный ветер…

- Не ищи оправданий, Борис! - отвечаю ему. - У нас нет лишнего горючего, а по пути нам с тобой не приготовили еще аэродромов!

- На обратном пути сэкономим горючее, - пытается отшутиться Борис. - Скорость-то будет больше!

- Ой ли! Это же Арктика, Борис! С ней не шутят…

- Летчики! - окликает нас Фома. - СП желает с вами говорить! Просят перейти на командную связь.

Надеваем наушники и включаем рации.

Руководитель полетов Николай Лукьянович Сырокваша сообщает нам условия посадки.

И вот уже видна желтая цепочка мерцающих светлячков. В свете фар проплывают нагромождения торосов, за ними открывается ровная полоса укатанного снега, освещенного огнями старта.

Пока идет разгрузка, захожу к радистам в их маленький фанерный домик. От них узнаю, что станция отдрейфовала еще на сто пятьдесят километров. Вот почему ошибся штурман! И не будет попутного ветра, как предполагал Борис и на что втайне надеялся я. Запаса горючего едва хватит на обратный путь…

…Вчера ночью прилетел начальник полярной авиации Шевелев{29}, а с ним начальник летной инспекции Аэрофлота Васильев. Васильева я вижу впервые. Что хорошего может дать эта встреча, если летная инспекция для нас, пилотов, как ОРУД для шоферов на дорогах: малейшее нарушение установленных правил Наставления или многочисленных инструкций, о которых и не слышал и получай взыскание!…

Сегодня Шевелев и Васильев летят с нами, а у нас, как назло, на борту десяток бочек бензина и солярки. Бензин наш, а солярка - для СП. Бочки, расставленные и пришвартованные по бортам по всей длине фюзеляжа, наверняка [113] заинтересуют Васильева. А что я ему отвечу? Как объясню, почему полетный вес на полторы тонны превышает максимально допустимый? Что иначе нельзя, что это Ледовитый океан, что расстояния…

Мои опасения оправдались. Васильев, едва выслушав доклад о готовности к полету, поворачивается к бочкам:

- Что это такое?

- Груз. Соляр, товарищ начальник!

Васильев проводит рукой в перчатке по бочке:

- Почему пахнет авиационным бензином?

- Не знаю… - пожимаю плечами.

- Та-ак, - тянет Васильев, а я уже подумываю, не взять ли мне свой походный чемоданчик да не уйти ли с самолета, пока он не высадил меня за нарушение святая святых - за превышение загрузки. Ведь задаст же он вопрос о ней!…

- Занимайте свое место, командир, - говорит Васильев. - Я сяду на правое сиденье.

Он придирчиво следит за всеми моими действиями.

Увеличиваю наддув двигателей. Самолет начинает разбег по бетонной дорожке и легко отрывается на середине полосы.

- Хорошо взлетел, - одобрительно говорит Васильев. - И вслед за этим: - Какой полетный вес?

Вот он, коварный вопрос! Почему бы не задать его на земле? Я оглядываюсь на Марка Ивановича, который сидит за моей спиной, ища поддержки. Но он лишь улыбается: выкручивайся, мол, сам, как знаешь.

- Около девятнадцати тонн… - обреченно отвечаю Васильеву.