Небо цвета крови

— Кому-то не повезло больше, чем мне… — заключил я, потирая на бегу мокрую от кислоты винтовку. Металл хоть и особый, стойкий, однако злоупотреблять его чудесными качествами не стоило — не ровен час и он обязательно даст слабину, начнет растворяться. Автомат же, вероятнее всего, вряд ли еще когда сослужит мне службу: и так внешне плох, а теперь-то, боюсь, тем более — разжижится, растает, точно мороженое. — Слава богу, что не на улице, а все-таки в каком-никаком укрытии…

Дошел до конца — все: дальше некуда отступать — темнота, заметные в зеленом сиянии нагие кирпичные кладки, полепленные «камнежором», кипятящаяся грязь и черная каша вместо залитого бетоном пола, умертвляющие испарения. Незаконченная часть коровника, отсеченный путь, не ведущий никуда, кроме как к точке невозвращения.

«Курт, где же ты?.. Любимый…»

По телу прокатился могильный холодок, грудь сомкнуло колючим жомом, кричащее сердце молило о спасении, подталкивало вперед, к действиям, велело бороться, существовать, а в голове — затихающая музыка грешного мира, фатальность, шепчущие мысли о конце, об остановке, о том, что кончено все и возврата больше нет. В глазах — дрожащий туман, как у слепца, отталкивающий и одновременно прекрасный лик смерти, финала. За ним — Клер и Джин, Бобби и Дин, ошибки и успехи, радости и печали, взлеты и падения, вся судьба моя. Щеки калились, губы тряслись, самому хотелось рыдать, орать от тупика, незнания, но душа — спокойна и легка, далека от всего, примирилась с неизбежностью. И вдруг, словно прозрение, свет из далекого космоса — семья. Как они без меня будут? Разве можно вот так, наплевательски, эгоистично, махнув рукой на себя, на любимых, на попытки сражения, сдаться и оставить их умирать в голоде, неведении о случившемся, в вечном ожидании моего прихода? Какой же свиньей надо быть, конченой тварью…

«Джин, сердце мое, я выберусь, обязательно выберусь! У меня уже получалось! Получится и сейчас… — духовно бодрил себя, — обещаю. Я обещаю…»

И нет, не видно никаких вариантов, не придумывается резервный план, кругом — западня, ползут к ботинкам лужи, льется кислота со стен, но тут — чудо или обман зрения, насмешка — справа проглядывается сероватая дверь без надписи, подсвеченная люминесцентно-зеленым сиянием смертоносных вод. А за ней — либо конец, либо избавление. Оставаться, идти?..

— Надо попробовать… Ничего же не остается больше… — потерянным голосом вымолвил я и — метеором к ней. Дал пяткой в замок раз, два, на третий, пережившая уйму зим, дверь с треском, срывая петли, вся в щепках улетела в чернь, на что-то громозвучно шлепнулась. Шагнул. На пороге лопнул ремень автомата, за ним — левая лямка рюкзака. От удара оземь оружие разломалось на куски, запенилось, имущество повисло на правом плече, потянуло вправо. Разругавшись непечатным языком, пробуя ногой пока невидимое помещение — прошел, проговорил: — Дай бог тут пересидеть удастся. Иначе без всего вообще останусь… знать хотя бы, где я есть…

Навскидку, въехав пару раз в бочку и больно споткнувшись не то о трубки, не то о железные перекладины, я определил, что нахожусь в небольшом закрытом помещении, отведенном под маленький склад. Раньше здесь частыми гостями были рабочие, сейчас — никого. Попробовал сориентироваться, поводил рукой туда-сюда — темнота ведь, — нечаянно снес какой-то пластиковый предмет, присмотрелся — банка старой краски. Чертыхнулся. Следующие минуты провел в смешанном чувстве опасности и облегчения: с одной стороны, пугала неизвестная обстановка, с другой — бодрила: вроде кислота сюда не добралась, нигде не подтекало. С горем пополам, нащупав какие-то сухие картонные коробки, стену и железные ящики внизу, — успокоился, рассудил бесхитростно, подключив обыкновенный житейский опыт: раз все в целости и сохранности, простояло годы — стало быть, место проверенное, можно обживаться.

— Да неужели… — пробасил я и, обрадовавшись такому благоприятному повороту, подумал: «Спасся, что ли?.. Не верю…»

Потом уложил на ящики рюкзак, винтовку, отряхнул краги, сбросил капюшон, вытащил ПНВ с последней батарейкой, закрепил на лбу и включил — тьма отодвинулась, зазеленел маленький чуланчик. Слева — ряд коробок, справа — отодранная дверь, перевернутая бочка, рассыпанные мною упаковки красок, стройматериалы. Бог это, другие высшие силы или молитвы Джин, но нечто завело меня именно сюда, помогло не распрощаться с жизнью. Счастью не было предела…

— Повезло, как же повезло… — возложил руку на грудь, обращаясь к серебряному кулону с фотографией дорогой жены под одеждой, продолжил: — Бывают же чудеса, а собирался прощаться… Спасибо, Джин…