Небо цвета крови

Сглотнув — взял второе изображение, опечалился — на снимке изображалось семеро улыбающихся солдат в полном армейском снаряжении со штурмовыми винтовками наперевес. На заднем фоне виднелись тяжелые лопасти боевого вертолета. А ниже — длинная запись:

«Страна вправе гордиться вами! Вы лучшие!

Югославия, Косово, 15.04.1999 г.»

— «Черные Псы». Операция «Падение Звезды»… — поникшим голосом озвучил он, не отрывая глаз от фотографии, — как же мне не хватает вас, парни…

Незаметно подошла Джин. Приобняв мужа со спины — взглянула на изображение и спросила, подбирая нужные слова, дабы ничем не затронуть его чувства:

— Решил проведать старых друзей? — И поцеловала в шею.

Курт промолчал, засопел носом, горько вздохнул, поставил рамку обратно и повернулся к жене. Глаза повлажнели, потускнели, стали совсем невеселыми, металлическими.

— Да вот… решил взглянуть, — запоздало, как-то смущенно ответил он, вместе с супругой опять посмотрел на пожелтевший по углам снимок — воины на нем, застыв, словно ледяные изваяния, по-прежнему улыбались кому-то широко и приветливо. Потом Курт кивнул на человека с лицом, перепачканным сажей, стоящего рядом с последним, таким же, как и он, солдатом, и добавил с горечью в голосе: — Узнаешь своего мужа?

Джин смолчала — уже не раз отвечала на этот вопрос, но сейчас ей почему-то не хотелось что-либо говорить.

А супруг продолжил:

— Это первая и последняя фотография, где мы все вместе… — и, незаметно стерев скупую слезу, упавшую на волосатую скулу, произнес: — Пойду включу генератор.

Поцеловав жену — быстренько оделся и выскочил из дома.

Из детской вышла Клер.

— Папа уже ушел?.. — грустным голоском спросила она, расчесывая пальчиками соломенные волосы прокопченной кукле. Дочь смотрела на мать совсем не по-детски, осмысленно, ясные глазки горели.

— Нет, доченька, он сейчас включит генератор и вернется! — успокоила Джин.

— А правда, что он больше не будет так шуметь?

— Нет, зайка, папа его починил. Он теперь тихий-тихий.

Дочка обрадовалась, повеселела, нырнула в комнатку, как маленький зверек.

С улицы донесся негромкий гул — заработал генератор. Потом вернулся Курт. Обрадованный и повеселевший за время отлучки, он тотчас метнулся к прибитой к стене розетке, сунул вилку от магнитофона, вставил диск и заявил жене:

— Бензина подлил, можно включать — минут тридцать у нас есть.

Воодушевленная приподнятым настроением мужа, жена включила магнитофон, спящий до сего момента крепким сном. Полились неторопливые гитарные переборы.

— Прошу вас, мэм, — Курт протянул руку, приглашая на танец.

Когда Джин взяла ее, из иссаленных динамиков зазвучали звонкие слова, пробирающие с первых строк до мурашек:

Every time that I look in the mirror
All these lines on my face getting clearer
The past is gone
It went by like dusk to dawn
Isn't that the way
Everybody's got their dues in life to pay[2]

Узнав их, Джин сильнее приникла к широкой груди Курта и затихла, вновь окунаясь с головой в давно пережитое время.

— Так и думала, что ты ее включишь, — с голосом, дрожащим от возбуждения, вызванного любимой песней, произнесла она, — я так давно ее не слышала…

— Знаю, — коротко ответил Курт, погруженный в танец.

Музыка все текла и текла, точно весенняя речка, пронизывала пару, наполняла истосковавшиеся сердца радостью, приятным волнением.

Yeah, I know nobody knows
Where it comes and where it goes
I know it's everybody's sin
You got to lose to know how to win

— Помню, когда я впервые увидела тебя, в вашей палате во время отбоя играла эта песня, — нарушила молчание Джин, направила осветленный взгляд на Курта. В глазах мужа блистали искорки, застыла улыбка. — Я хотела вам сделать выговор, чтобы не шумели, но потом увидела тебя и… передумала. Ты так смотрел на меня. Грудь перебинтована, сам бледный, а взгляд… смеющийся такой, веселый, какой-то живой, настоящий…

Half my life's in books' written pages
Live and learn from fools and from sages
You know it's true
All the things come back to you

— Не в лучшей я тогда форме был, — Курт засмеялся, — а ты такая хорошенькая, в белом халатике, на шее — стетоскоп, ножки стройные, глазки еще совсем наивные.

— Я еще тогда в медсестрах ходила, — добавила Джин, тоже засмеялась, — знаешь, как я вначале испугалась? Вас в одной палате десять человек! Десять взрослых мужчин!

— Четверо, как сейчас помню, не из нашего отряда были, они с нами две недели провалялись, на перевязки походили, а потом пришел приказ и их домой в Штаты отправили — комиссовали, — напомнил Курт, — а мы больничные койки долго еще мяли, конечно…