Замолчали. Оба кружились, задумавшись об одном и том же моменте общей жизни, но о разных событиях, навеянных музыкой, какую любили так же горячо, как и друг друга.
Тут сладкую тишь нарушил стеснительный голосок Клер:
— Мам, пап, а можно к вам? — и прислонилась щечкой к дверному проему, с интересом наблюдая за танцующими родителями.
— Конечно, маленькая, иди скорее сюда! — позвала Джин. Клер подбежала к матери, взяла ее и отца за руки. — Потанцуй с нами. Наша с твоим папой любимая песня играет.
Последний куплет семья протанцевала, держа друг друга за руки, слушая, как струятся горячие слова, поет гитара, закрадываясь в душу к каждому и разбегаясь по всему дому, а вместе с ней — как постукивают барабаны, понуждая сердца биться все сильнее и сильнее…
Но вскоре песня закончилась, запела другая, а оставленные ей эмоции долго еще не улетучивались, звенели где-то глубоко внутри у всех.
— Благодарю за танец, мэм! — по-офицерски поблагодарил Курт супругу и, галантно поцеловав ручку, чмокнул в щечку Клер, выключил магнитофон. На кухню резко вдвинулась усталая тишина, тоскливость, скука. — Это было восхитительно!
Дочка тут же подлетела к отцу и попросила:
— Папуль, а покатай меня! Пожалуйста! — и запрыгала на месте игривым щенком. — Папуль? А, папуль? Покатаешь, да?..
Глядя на нее, Джин умилительно качнула головой, подумала:
«Непоседа. Совсем замучает Курта!»
Курт охотно согласился.
Сноровисто посадив дочку на плечи — разок-другой покрутился на месте и, растопырив руки, под детский безудержный восторг громко прогудел:
— Я — истребитель! Запрашиваю разрешение на посадку! — и умчался в комнату дочки. — Как слышите!
— Внимание всем пилотам: через час будем кушать! — сквозь смех подыграла Джин, провожая мужа и дочь улыбчивым взглядом. — Просьба не задерживаться, а то все остынет!
— Хорошо, мам! — в унисон ответили Курт и Клер и с головой погрузились в забавы, мгновенно позабыв обо всем.
До огромного болота, сплошь затопившего спортивную площадку вязкой бурлящей массой, не густеющей даже в ярые морозы, добрался меньше чем за два часа. За всю дорогу лишь пару раз встретились вепри, ковыряющиеся в промерзлой земле, и разок пришлось отсидеться под козырьком обвалившегося подъезда, укрываясь от парящей низко над домами группы обуреваемых голодом костоглотов, явно увлеченных поисками добычи. Но даже все это меркло по сравнению с той задачей, какая ждала меня дальше, — пересечь топь. С каждым годом она прибавляла в размерах, захватывала все больше и больше нетронутой земли, томительно переваривала любое, что попадало в ее ненасытную тошнотворную пасть. Если однажды я мог со спокойной душой обогнуть трясину с левого края, затратив всего-навсего пятнадцать минут, то сейчас, осматривая нечеткие, размазанные границы, наполовину расплывающиеся в мглистых испарениях, — сложно и приблизительно подсчитать требуемое время на переправу.
На самом же болоте ежесекундно рождались и лопались гигантские желто-зеленые пузыри, плюясь мерзкой жижей, схожей с гноем, пачкающей разъеденные деревья и металлические конструкции площадки, постоянно что-то бурлило, кипело, переваривалось. В измазанный, словно мазутом, подтаявший снег поочередно летели дымящиеся обваренные ошметки злотворной грязи, звонко шлепалась на расколотый зеленый лед и пепел мокрая черная глина. Еще сравнительно недавно стоящие детские горки и городки, чуть тронутые снежком, теперь плотно увязли во всепожирающей пучине, завалились круто вбок. Не смогли устоять ни баскетбольные щиты, ни уличные столбы, высившиеся в стороне, сиротливо склонив плафоны, увешанные бурой бородатой тиной, — все они медленно пожирались жижей, послушно гнулись к ней, понемногу укорачивались. А на это неприятное зрелище, свысока, точно насмехаясь, глядел медный солнечный блин, зависший на кровяном небе без единого облака. Его неяркие лучи распаривали попахивающее болотище, высвобождали пряный запах прелости, а шаловливый ветер тотчас разносил по сторонам, дерзко бросал в лицо.
Бульк… бульк…
— По правой стороне не обойти — можно даже не пытаться… — удрученно промолвил я, поворачивая голову и увидев все то же пузырящееся месиво, дожирающее крышу машины, — …просто утону — и все, — переместил ястребиный взгляд левее — там гнилье добралось уже до бетонных ворот детского сада, — и тут не пройти!.. Вот же засада, а!.. Куда же податься-то? Как пробираться?..