Небо цвета крови

— Он как раз там, где-то рядом с тобой лежит, догнивает! Я ему хорошенько мозги проветрил! Только не смотри, что такой — это над ним так позапрошлой ночью два молодых потрошителя порезвились… зубки у них еще маленькие, нетвердые, кусают неуверенно, пугливые очень… — говорил уверенно, увлеченно, даже с долей наслаждения, словно отмстил не простому грабителю, а кровному врагу, — ну ничего-ничего… уроком послужит!

— Так ты охотник, что ли? — сразу догадался я и, с намерением поддержать холодный разговор, прибавил льстиво: — Четко ты ему… в глаз-то, будто шкурку не подпортить хотел…

Послышался неприятный, нездоровый смех — стрелка такие слова растрогали.

— Ну, еще бы! Охотой живу же не один год! — и, вспомнив о том, как я точно угадал его призвание, посмеиваясь, заявил: — Хе-хе! А ты молодец — сразу определил, чем на кусок хлеба себе зарабатываю.

Я усмехнулся.

— А тут вариантов-то немного: либо собиратель, либо охотник, — знающе поддержал я, — за сбором бутылок тебя не застал, выходит, охотник…

Тот опять засмеялся.

— А ты у нас, значит, ни «Бес», ни «Мусорщик»? — продолжил расспрашивать снайпер, приписывая то к одной фракции, то к другой. Голос гремел так басовито, что окна в рассохшихся рамах отчетливо звенели, словно столовый хрусталь. — Ни пес на поводке у Дако? Ни «Одиночка»?

— А похож разве?

— Ну, как тебе сказать… — неуверенно проскрипел в ответ тот, — …и похож вроде, а вроде бы и нет…

Сказал это, и я еще сильнее почувствовал, как он смотрит через перекрестие прицела, старательно выискивая среди зарослей. Стало не на шутку чудиться, что охотник просто заговаривает зубы, отвлекает, чтобы усыпить бдительность, а потом довершить свое черное дело одним нажатием на курок. Но чутье все-таки обмануло — снайпер, все это время о чем-то размышляя, обратился неожиданно тепло и даже как-то обрадованно, приветливо:

— Ладно, — резюмировал стрелок, и я прямо всем своим телом ощутил, как в меня прекратили целиться, — считай, что это была проверка на вшивость. Ты ее прошел — поздравляю. Теперь поднимайся ко мне — угощу чаем, погреешься, поговорим о том, о другом, о третьем.

Облегченно вздохнув — встал на ноги.

— Вот уж не ждал, — честно признался я, — спасибо за приглашение.

— Проходи-проходи, — поторопил снайпер, — на второй этаж поднимайся — я тебя встречу. Дверь тут, внизу, еще с тех времен осталась, через нее проходи.

Помявшись два-три мгновения на месте, все еще не веря в то, что произошло, я засопел, смахнул с плеч снег и поспешил к двери. Та гляделась и вправду хиленькой, ненадежной, дерево и фанерная обивка уже давно сгнили, по сей день держались только оледенелые петли и дверная скоба, но и их век уже подходил к исходу.

Со скрипом отворив — прошел, по привычке сбросил с головы заснеженный капюшон.

Здесь — темно, промозгло, в воздухе летали смешанные запахи из сырости, грязи и чего-то жареного, на редкость аппетитного. Принюхавшись, сразу узнал, что же такое готовилось — собачатина.

«Гурман, — подумал я, — самую заразу ест. Хорошо, что хоть не крыс».

И, поднявшись по бетонной лестнице, заволоченной хрупким льдом, на второй этаж, столкнулся с тем самым безликим охотником. Передо мной, разборчиво виднеясь в полумраке, тускло освещаемом костром, возвышался коренастый мужчина в заштопанном темном зимнем пальто с высоким воротником, держа в огромных руках ружье с оптическим прицелом. Лицо — тучное, заросшее, на заостренном подбородке дыбилась неуклюжая бородка, приплюснутый нос дышал устало, тяжело, выпуская сероватый пар, короткие волосы небрежно торчали во все стороны, сощуренные глаза глядели на меня по-звериному, недоверчиво, словно проедали насквозь. Косые неровные тени, плавающие по стенам, выкрашенным в болотный цвет, всякий раз дотрагивались до щек, придавая ему особенно жуткий, мрачноватый вид.

— А сверху ты мне повыше казался, — наконец промолвил снайпер, вдоволь рассмотрев с ног до головы, — ну да ладно. Прошу, как говорится, к столу.

— Да и тебя я себе несколько иначе представлял, — ответил я, усмехнувшись.

Тот промолчал. Проследовал за ним.

Через короткое мгновение оказался в просторной игральной комнате, где еще сохранились красочные рисунки на облупленных стенах и кое-какая мебель. Посередине, чуть в стороне от окна и дверного прохода, трещал буйный огонь, жадно облизывал ножки от маленьких кроваток, столов, стульчиков. Из него время от времени выскакивали курящиеся щепы и головешки, а искры, точно золотая пыльца, не успевали даже коснуться пола, как уже остывали, таяли, меркли. На двух больших рогатинах, умело срубленных из толстых ветвей, шипя и пенясь, жарилась на толстом строительном штыре освежеванная собака, бесперебойно проливала мутный жир на раскаленные докрасна угли. Дым от нее расползался по прокопченному потолку, закрадывался в самые темные углы, выползал в коридор. В самом же помещении было уютно, спокойно и безопасно.

— Ну, прямо как великаны в гостях у лилипутов, — пошутил я, проходя к костру, а потом обратился к хозяину: — Неплохо устроился, как погляжу. Странно только, что не видел тебя тут раньше никогда.