Небо цвета крови

— Ладно, — недоверчиво взглянула на отца и Дина — те с лаской смотрели на нее, хранили молчание, — но если еще раз скажешь мне неправду — больше не буду разговаривать с вами обоими!

— Даем слово! — вклинился Дин. — Не держи на нас зла, Клер, мы — старички, чего с нас взять?

На личике Клер растаяла улыбка, зернышки зрачков зажглись светлячками в преддверии сумерек — насмешило искреннее оправдание, разжалобило сердечко. Однако отвечать что-либо не захотела.

Завтрак подошел к концу, начали расходиться кто куда.

Раскочегаренное солнце, близясь к зениту, ломилось в окно игриво, смело, раскрашивало стол и дощатый пол оранжево-кумачовой акварелью. Душный сквознячок проползал под входной дверью, утомительно и навязчиво скулил, гонял по кухне пыль. Вместе с ним в дом проникал непереносимый миазм серы, выгори, не развеянного пепла, копоти.

Одевшись, Джин и Клер ушли в теплицу, а Дин и Курт — в кладовку, чинить неисправный генератор, перенесенный ими туда, чтобы уберечь от кислотных дождей и ураганов. Сюда же по итогам семейного совета решили перетащить часть ненужных вещей, оружие и боеприпасы — подальше от пытливых глаз ребенка.

Спустившись, зажгли масляные лампы, словно факелы в пещере.

Внизу тянуло прохладой, пресной прогорклостью, древесным перегноем, жженой резиной. От ноздреватых, сыпких стен, насквозь напитавшихся за свою многолетнюю историю разномастными запахами, плыл стойкий, легко узнаваемый душок керосина и застоявшейся воды. Темнота там стыдливо жалась по углам, обливалась черной гуашью. Сразу слева, занимая почти все и без того достаточно скромное пространство, стоял большой открытый металлический шкаф с широкими, как на частных складах, полками. На них — подписанные картонные коробки продуктовых запасов, пластиковые замазюканные канистры бензина, масла, пожелтевшие емкости горючей смеси, заклеенные скотчем полные бутыли, банки полузасохших водоэмульсионных красок, железные ящички с запчастями и патронами. Левее, на сварных крючках, держась ремнями, дулами вниз, висели два трофейных очищенных и заряженных автомата «Стальных Варанов». На другой стороне кладовки — ряд из двух запятнанных бочек из-под мазута, рядышком — сам генератор и отсвечивающее от ламп песочно-алым цветом железное колечко крышки погреба в полу, оборудованного под холодильник. Ранее, особенно по весне, оттуда, невзирая на все ухищрения Курта, со всей придирчивостью обивающего его дефицитной промышленной фольгой, нередко выплывала струйка свинцового, с ног сшибающего смрада, незаметно проскальзывала наверх, распространялась по всему дому.

Дин первым делом подошел к генератору, зачем-то побил по колесикам, упорам, со щелчком в коленках присел на корточки, стал пристально и молчаливо изучать в полумраке, потирая губы ребром ладони.

Потом подвел нос, мгновение-другое разнюхивал и тоном человека, общающегося с техникой исключительно на «ты», озвучил итог своей краткой диагностики:

— От аккумулятора и воздушного фильтра паленым запашком несет, — для наглядности стукнул по ним костяшкой указательного пальца, обернулся на Курта: — Немудрено, что больше не работает — там и работать-то нечему, судя по всему. Удивительно, как он вообще не взорвался…

Не в полной мере доверяя словам Дина, Курт забрал с полки старенький серебристый, работающий через раз фонарик и, хлопнув по ладони, выбивая белоснежный электрический конус света, самочинно осмотрел бензиновый генератор. Но уже на исходе следующей минуты понял, что напарник оказался невероятно точен в своем поспешном выводе — в нос билось острое удушающее, как от пожарища, зловоние.

«Отмучился, выходит… — крутилась на уме единственная версия, а после распрощался, как с чем-то одушевленным: — Ну, выходит, расставаться будем? Прощай тогда… Спасибо тебе: послужил ты хорошо, столько зим нас грел и давал электричество…»

И уже голосом, положив руку на мятую, неровно выпрямленную раму:

— Новый брать надо теперь, а ты говоришь, охота… — помассировал вспотевшую шею, — …какая тут теперь, нахрен, охота… до нее ли сейчас? Да и я тоже хорош, блин: «дел на две минуты» — ага, как же…

Дин грузно выдохнул, пригладил волосы, нахмурился.

— Какие твои предложения? Чего делать-то будем? Надо же Джин сказать… — боязливым низким голосом загудел он, поднялся, по-хозяйски подбоченился. Одну ногу выставил вперед, вторую поставил на мысок, скрипнув кожей растоптанного ботинка.