Небо цвета надежды

Однажды утром Мадам вошла ко мне в комнату и расплылась в улыбке. В последнее время она из кожи вон лезла, стараясь быть добренькой. Впрочем, нельзя сказать, что она в этом преуспела, – доброта была ей несвойственна. Я подозрительно покосилась на нее. Улыбка на лице Мадам выглядела как-то фальшиво.

– Ты по-прежнему в долгу передо мной. Все сари из Варанаси, шелковые шали, сережки и это ожерелье пойдут в уплату долга. Ясно тебе? – С прежней улыбкой она нацепила ожерелье, взглянула на себя в зеркало, а потом повернулась ко мне и прошипела: – А если Арун-сагиб спросит, скажи, что отдала мне на хранение. И не забывай – это скостит тебе долги.

Я пробыла здесь уже много лет, так ни разу и не спросив, когда наконец мой долг будет уплачен. Каждый месяц Мадам открывала записную книжку и все женщины усаживались вокруг нее в надежде, что день, когда они получат свободу, не за горами. Но такой день никогда не наступал, а спрашивать мы боялись. Я позволила ей забрать подарки – надеялась убедить когда-нибудь Арун-сагиба, что Мадам забрала их в счет уплаты долга. Освободить меня отсюда было под силу лишь такому, как он. И если у меня хватит мозгов, возможно, мне удастся отвоевать себе свободу.

Вскоре Мадам переселила меня в комнату получше – попросторнее.

– Эта комната для самых опытных. Не подумай, что ты – одна из них. Просто Арун-сагиб требует, чтобы тут к тебе относились, как к королеве. Один Бог ведает, чем ты его околдовала.

Шли дни, Арун-сагиб становился все мягче и начал разговаривать со мной: рассказывал о детстве, о жене и детях, живущих в квартире где-то в Мумбаи. Порой по ночам он говорил о своих путешествиях в Дубаи и Америку так буднично, словно это были соседние районы. Его истории вызывали в моем воображении картинки даже прекраснее тех, что я видела в книгах.

– Когда-нибудь я повезу тебя туда, – пылко пообещал он. Разумеется, я понимала всю призрачность таких обещаний. Так каждый мужчина говорил, желая добиться своего.

– Как по-твоему, я все-таки стану свободной? – спросила я как-то раз, набравшись смелости, когда он был в хорошем расположении духа.

– Может статься, однажды я просто возьму и отпущу тебя. – Он присвистнул, словно выпуская на волю птицу, и громко рассмеялся. Я понимала, что он лишь подшучивает надо мной, однако этого было достаточно, чтобы у меня появилась надежда.

В те дни он часто говорил о жизни, которую мы могли бы прожить вместе, – о том, как мы колесили бы по миру и гуляли, держась за руки, по улицам Бомбея. Я часто недоумевала, почему не могу представить это наяву. Я ведь знала, что нравлюсь Арун-сагибу, – возможно, он даже по-своему любил меня.

– Ты когда-нибудь любила по-настоящему? – как-то спросил он, пристально глядя мне в лицо, словно выискивая тень любви.

Я вспомнила Санджива, музыку, звучавшую из магнитофона, но с тех пор прошли годы, и я научилась молчать и скрывать свои чувства. Я посмотрела в глаза Арун-сагиба и поняла, что никогда не испытаю того единения, которое ощущала рядом с Сандживом. Для меня Арун-сагиб оставался лишь одним из моих клиентов, якорем, не позволявшим мне уплыть в море безумия.

Затем я заболела, и доктор, проводивший осмотр, объявил, что я беременна. Сильвия в ужасе присела возле двери. Почему же таблетка не сработала? Почему я забеременела? Мадам ворвалась ко мне в комнату, столкнула с койки и принялась осыпать тумаками.

– И как ты теперь собираешься зарабатывать, а? Тебе нельзя рожать! Ясно?

Я молила о снисхождении, но Мадам оставалась непреклонной. После предыдущего аборта я утаила от Мадам, что едва не поплатилась жизнью, а доктора предупредили, что еще один аборт, скорее всего, меня погубит. Впрочем, я много раз призывала смерть, ведь она несла освобождение, но сейчас я цеплялась за надежду, за мечту подарить этому безжалостному миру еще одну жизнь.

– Пусть родит, – послышалось откуда-то из-за спины Мадам.

Эти слова прозвучали подобно грому, и мне даже показалось, что одежда на бельевой веревке всколыхнулась, но на самом деле виной этому был обыкновенный сквозняк. На пороге стоял Арун-сагиб. Ну конечно, сегодня же четверг, а мы обе напрочь забыли о его приходе.

– А если я скажу, что это мой ребенок? – Он холодно посмотрел на Мадам.

– Я… я… – Мадам запнулась.

– Я хочу, чтобы она родила этого ребенка. Тебе от этого никаких убытков не будет.

– Да, хозяин. Простите. – Она вышла из комнаты, оставив нас наедине.

– Не смотри так на меня. – Он поднял руки. – И не жди, что я буду содержать этого ребенка. Ты вообще знаешь, от кого он?

Я покачала головой, хотя точно знала, что отец моего ребенка – он. И он знал это не хуже меня. Тогда какой смысл вообще что-то говорить? Я боялась, что Арун-сагиб разозлится и лишит меня своего покровительства. А кто поверит проститутке, которая спит с таким количеством мужчин? Правду я утаила, но зато смогла облегченно вздохнуть.