Небо цвета надежды

Но в последние месяцы все изменилось. Кожа зудела и высохла, став похожей на бумагу. Ребенок в моем чреве не давал мне уснуть, и я лежала на кровати, глядя на лопасти вентилятора. Я вставала и проводила пальцами по торчащей из стены водопроводной трубе. Я забиралась на стул у окна и вглядывалась в черные тени внизу, в переулке. Чем тяжелее становился ребенок, тем больше мрачных мыслей меня одолевало.

– Ты переживаешь, что будет с малышом, если это девочка, да? Но почему ты так уверена, что это именно девочка? – спросила Сильвия.

Я пожала плечами. Объяснить я не могла, но не сомневалась. Куда бы я ни пошла, тяжелые мысли неотступно следовали за мною. И я помню последние дни беременности. По утрам нос закладывало, а спускаясь вниз, в ванную, я ловила на себе ехидные взгляды других девушек.

– Дорогу королеве! – И кто-нибудь из них плевал на пол, когда я проходила мимо.

– Она небось думает, ей повезло.

– Почему? Да потому что под ее дудку пляшет сам Арун-сагиб. Вот она и творит все что пожелает.

Их слова эхом отзывались у меня в голове. Признаюсь, что в такие минуты я казалась себе предательницей, умудрившейся избежать страданий, которые столько лет делила с остальными. Как бы то ни было, другие оказались правы: мне повезло, мне разрешили не принимать клиентов, пусть даже всего на несколько месяцев. Такой роскоши больше не удостоилась ни одна.

Я с ужасом представляю, как повернулись бы события, не будь в моей жизни Арун-сагиба. То, что ночами я просиживала без работы, Мадам не нравилось, поэтому я теперь либо прибиралась в комнатах, либо топталась возле колонки, стирая, полоща и выжимая чужую одежду, которую сваливали передо мной в кучу. Затем Мадам подходила и напоминала о невыплаченном долге. Тяжелой работы я не боялась – такая жизнь была проще, чем та, которую я вела до беременности, когда целыми днями задавалась одним-единственным вопросом: сколько клиентов придет ко мне сегодня?

– Пожалуйся Арун-сагибу. Скажи, что Мадам над тобой издевается, – настаивала Сильвия. – Тебе через пару месяцев рожать, а ты столько вкалываешь!

Но я не видела в этом смысла. Арун-сагиб был хватким дельцом, а благодаря Мадам наш бордель процветал и приносил намного больше прибыли, чем другие, которыми он владел. Так что в худшем случае Мадам отделалась бы выговором и лишь сильнее разозлилась бы. Жаловаться было крайне глупо.

Однажды ночью я почувствовала внутри шевеление. Я спала, но все равно ощущала его. Прошел дождь, и комнату наполнило благоухание жасмина. Я слышала, как лепечет малыш, видела его невинные глаза. Это был сон, потому что проснулась я в поту, живот свело тупой, пульсирующей болью, отдававшей в спину. Я встала и, скрючившись от тянущей боли, доковыляла до комнаты Сильвии. Теперь пульсирование попадало в ритм раздававшейся из-за двери музыки. Я заглянула внутрь. Сильвия делила комнату с другой девушкой, и ширма, стоявшая посередине, была свидетелем происходившего в обеих частях комнаты. Обнаружив меня на полу, Сильвия помогла мне подняться и довела до тесной душной комнатушки, похожей на чулан. В эту комнату меня обычно отправляли на аборт. Но сейчас эти стены готовились увидеть новую жизнь. Сильвия уложила меня на ветхий, рваный матрас, за долгие годы успевший выцвести. Я готовилась принять очередную волну боли, а Сильвия успокаивала меня, говоря, что повитуха скоро явится.

Повитуха оказалась совсем молоденькой и неопытной. Звали ее Шаира, и бо́льшую часть времени она работала в салоне красоты. Она заверила нас, что недавно получила диплом акушерки, но мне рассказывали, как, делая аборт Лине, она переволновалась и закончилось все плачевно. Лина умерла. Лучше бы ко мне пришла Шитал – другая повитуха, в возрасте, за плечами у которой были годы опыта. Однако Шитал больше в наш бордель не приходила. Поговаривали, что за предыдущий заказ Мадам ей недоплатила и они разругались. А потом Мадам стала звать Шаиру – видно, та работала бесплатно, чтобы попрактиковаться на нас перед получением диплома. Но разве можно, готовясь дать этому миру новую жизнь, доверять такой молоденькой девушке?

В страхе за ребенка я подозревала, что Мадам задумала погубить его и поэтому пригласила принимать роды новенькую. Но Шаира оказалась спокойной и собранной, с красной бинди на лбу и такими добрыми глазами, что сердце мое оттаяло. Она стянула свои кудри в пучок и с обстоятельностью настоящего доктора вымыла руки.

– Я о тебе позабочусь, – улыбнулась она мне, и я больше не переживала. «Может, Лина умерла просто потому, что оказалась слишком слабой и не выдержала очередного аборта? Или ей невыносимо было потерять еще одного ребенка?» – подумала я.

И я, вдыхая влажный воздух, стала наблюдать, как стекают по стенам струйки воды и постепенно отстают куски штукатурки. Сильвия притащила тряпки и подозрительно темную воду.

– Воду я прокипятила, – утешила меня Сильвия.