Небо цвета стали

«Дер’эко тоже, – пришла мысль, – тоже ехал верхом, но ведь его не исключили из семьи». Но Первый – это каневей Волны, он командует пятью сотнями колесниц, и какой бы грех он ни взвалил на плечи, смоет его кровью врагов. А что может сделать она? Сплести еще больше ивовых загородок?

Где-то в стороне вспыхнул шум, сперва испуганный, а потом – и оттого сжалось ее сердце – все более радостный. Крики и смех приближались, и внезапно кто-то подошел и содрал тряпку с ее головы. Овеянное ветрами, перечеркнутое криво сшитым шрамом лицо оказалось напротив нее. Узкие глаза прищурились:

– Ну, маленькая савеньйо, гляди, что остается от глупцов, которые думают, что колеса – лучше ног и копыт.

Кей’ла даже не повернулась в указанном направлении, сосредоточив все внимание на говорящей. Потому что это была женщина – обтягивающая кожаная одежда не оставляла никаких сомнений: старая, с седыми патлами, заплетенными в несколько тонких косичек. Говорила она на меекхе, языке империи, хотя с ужасным акцентом и странно растягивая гласные.

– Я знаю, что ты меня понимаешь, вы все теперь говорите на меекханском. Там, – женщина схватила ее за ухо и, дернув, заставила развернуться в указанную сторону. – Если не посмотришь, я отрежу тебе веки.

Она не шутила, перед лицом Кей’лы блеснул узкий нож. Но она и так бы их не закрыла.

Широкой улочкой, тянущейся между разбитыми шатрами, двигались колесницы. А скорее, то, что от них осталось. Кони тянули разбитые борта или шли сами по себе, а сломанные дышла тащились по земле. Порой у колесницы сохранялось только одно колесо, а от иной оставалась лишь окровавленная корзина. Животные тоже выглядели нелучшим образом, их толстые попоны щетинились древками стрел, некоторые кони едва плелись, орошая землю кровавыми пятнами. Не было нужды в способностях ясновидца, чтобы знать: они не доживут и до ночи. Гордость и честь верданно умирали в се-кохландийском лагере.

Более же всего радости кочевникам доставили две последние колесницы, на одной – пришпиленный копьем к плетеному борту – сидел молодой возница. Когда бы не безвольно колеблющаяся с боку на бок голова и огромное красное пятно на груди, можно было б подумать, что он просто задремал. Вторая запряжка тянула то, что еще несколько миль назад было человеческим телом. Сама колесница распалась на куски, но запутавшийся в ремнях фургонщик проехал так чуть ли не половину равнины. На глазах у Кей’лы несколько подростков подскочили к трупу и принялись лупить по нему палками под хор воплей, поднявшихся над толпою.

«Да, – поняла она, осмотревшись вокруг, – именно толпою». Поблизости стояло немного воинов, колесницы окружили перво-наперво женщины и дети разного возраста, а еще группки стариков с лицами морщинистыми, словно плохо смазанная кожа. Воины, в том числе и ее похититель, находились в поле, сражаясь – как видно, успешно – с Волнами Фургонщиков. Эсо’бар был прав, колесницы никогда не одолеют конницу.

Она не отрывала взгляда от последней пары лошадей и чего-то, что некогда было ее родичем, возможно, она даже видела его во время тренировок, когда он, счастливый, словно дитя, метал дротик в тюк соломы. Наверняка ты не так все это себе представлял, а?

Должно быть, взгляд ее привлек внимание подростков, что лупили по телу, потому что внезапно один из них, а потом второй, а через минуту и все остальные оторвались от своего занятия и замерли, всматриваясь в нее взглядами молодых волков, которым под морды подложили молодую связанную козочку. Колонна трофейных колесниц удалилась в глубь лагеря, вызывая очередные возгласы радости. Прекрасное доказательство победы.

Тяжелая палка пролетела по воздуху и ударила Кей’лу в плечо. Парни коротко, по-собачьи засмеялись и бросили вопросительный взгляд на седую женщину. Та некоторое время словно что-то прикидывала. Оценивала подростков, собирающуюся за их спинами толпу, важность пленницы. Наконец сплюнула и проворчала:

– Ну да. Будь ты на пару лет постарше, наверняка мой сын злился бы на меня, что я не уберегла его добычу, но тогда бы он не стал привязывать тебя в таком-то месте. Если не станешь слишком дергаться и пищать, им быстро надоест, и все закончится. Развлекайся, маленькая савеньйо.

И исчезла в шатре.

Кей’ла осталась одна.

Парни стояли и смотрели на нее, широко улыбаясь. Пятеро, посчитала она, и каждый года на три-четыре старше нее. Слишком молоды, чтобы сражаться в седле, но через год-другой наверняка для них найдется место в каком-то из а’кееров. Хорошо будет, если попробуют крови пораньше.

Они двинулись, постукивая в землю окровавленными палками и добавляя друг другу отваги. Битье трупа, который тянуло за упряжкой бог весть сколько миль по степи, и убийство живой девочки – все же отличны друг от друга. Палки покачивались, словно без уверенности, лица искривлялись слишком искусственными улыбками. Однако достаточно было взглянуть мальчишкам в глаза, чтобы понять: их не удержит ничто. Тут речь шла об отваге, а ни у одного ее не было достаточно, чтобы отступить. Нельзя выказывать колебания перед соплеменниками.