Небо цвета стали

Если бы мог, Дару Кредо ощерился бы, словно волк. Еще не сейчас, сухое дерьмо. Захоти он моей головы, она бы сейчас уже торчала на острие копья.

Он сдержал гнев.

– Сын мой. Я рад нашей встрече.

Этот голос. Последний раз они виделись четыре года назад – четыре года, наполненные выстраиванием планов, интригами и поисками союзов на то время, когда Йавенир уйдет, чтобы встать перед лицом Владыки Бурь. Четыре года… Отец Войны вел себя как старик, что едва в силах прошептать несколько слов, что трясется как в лихорадке и истекает слюною, глядя в пространство. Четыре года Дару Кредо постоянно платил дань Золотому Шатру, хотя последние три раза позволил себе проверить его силу, присылая все меньше золота, коней и невольников. Отсутствие реакции было ответом, который он ожидал.

Но если бы он тогда услышал такой голос, удвоил бы подарки.

Это был голос не девяностолетнего мужчины – но того, кому как минимум вполовину меньше. В серых глазах Дару Кредо не видел даже следа той потерянности, которая появляется у стариков, пытающихся вспомнить, кто они и что делают.

Последние годы этот… он проглотил проклятие даже в мыслях, чтобы стоящий перед ним мужчина ничего не ощутил. Последние годы Отец Войны обманывал всех. И благодаря этому он сохранил мир, поскольку никто из Сынов не прислал ему в подарок отравленного мяса или невольницу, выученную искусству тайного убийства, поскольку все ожидали, что вот-вот над Золотым Шатром появится Сломанная Стрела.

Ких Дару Кредо непроизвольно почувствовал удивление. Страшное и давящее сильнее, чем этот пронзительный взгляд.

Он встал на колено и склонил голову:

– Отец. Видеть тебя в столь добром здравии радостно для меня.

– Галлег решил, что до того, как он примет меня пред свое лицо, я должен закончить несколько дел. Одно из них – они, – старец указал на далекий караван, к которому как раз приближалось Крыло конных лучников. – Нужно следить, чтобы не оставить на этом свете важных вещей, иначе душа не узнает покоя в Доме Сна.

«Важные вещи». Это прозвучало как угроза.

– Встань.

Сын Войны поднялся, впервые открыто глядя на Йавенира. Старческое лицо, вспаханное бесконечным числом морщин, седые волосы удерживаются вытертой льняной повязкой, простая кольчуга, чья тяжесть должна бы сломать хрупкие кости. И все же в движениях и во взгляде владыки всех се-кохландийских народов не было хрупкости.

– Племена, которые я тебе доверил, понесли немалые потери. Как это случилось?

«Которые я тебе доверил…» Боги.

Дару Кредо кратко отчитался о своем марше на север, о ловушке, которую он поставил, чтобы выманить из лагеря верданно колесницы и уничтожить их, а также об осаде. Без лишних слов и без лжи, поскольку те, кто пытался обмануть Отца Войны, кончали, вися на крюках, а вороны выклевывали их языки изо рта. Йавенир прерывал его только затем, чтобы задавать короткие вопросы.

– Ты уверен, что они сами подожгли нечто, чтобы заставить тебя напасть?

– Да. Те, кто вышел из лагеря, говорят, что за первой линией фургонов находилась вторая. Укрепленная. И множество пехоты. Это была хитрость. А потом с юга вернулись колесницы, а из лагеря выехали следующие.

– Какая пехота?

– Тяжелая, большие щиты, господин, рогатины, тяжелые кольчуги. Как имперская.

– Ловушки? Рвы, частокол?

– Конечно, были, но… – Он замолчал, поскольку это все больше напоминало жалостное оправдание и поиск отговорок. – Они… пехота вышла из лагеря под прикрытием тяжелых фургонов и приготовила пути, которыми колесницы…

– Знаю… вижу. Они немалому научились у меекханцев. Раньше они почти не использовали пехоту в чистом поле. Колесницы?

– Быстрые, хорошо руководимые, производят немало шума.

– Как?

– Втыкают металлические полосы между спицами. Этот звук… одна повозка уже шумна, но сотни – слышны за мили. Их кони привычны, наши – нет. Некоторые пугаются, непросто сохранить строй. И те флаги. Они распускают за собой шелковые ленты: красные, желтые, синие. А потом те бьются на ветру во время галопа, колесница кажется больше, кони не желают наступать…

– Стрелы вязнут.

– Да, Отец. Вязнут.

– Ловко. Хотя и дорого. Видишь, мальчик, они понимают лошадей. Понимают, как никто на свете. Знают, что кони умны, а умные животные боятся нового и неизвестного. Но и наши скакуны быстро привыкнут к этим фокусам, а потому это не проблема. Проблема – люди. Каковы они были?

Дару Кредо заморгал, пойманный врасплох.

– В бою, какие они были в бою? – повторил Йавенир. – Во время первой нашей войны они были дикими и отважными, но не слишком дисциплинированными. Их колесницы давали оттянуть себя от лагерей и там погибали. Их воины более ценили отвагу и поединки, чем удержание строя. А теперь?

Взгляд старых глаз пронзал его навылет.

– Теперь нет, Отец. Сражаются, как имперская армия.

Сморщенные губы растянулись в ухмылке, которая выглядела словно трещина в сухой земле.

– Новое поколение. В Меекхане все – словно губки, быстро пропитываются имперскими обычаями и способом мышления. Но это можно изменить, достаточно их покрепче разозлить.

Ких Дару Кредо увидел свой шанс: