Небо цвета стали

Дер’эко взглянул в указанную сторону. От лагеря кочевников приближалась очередная серая орда. «Нет, – поправил он сам себя, – не орда. Армия. Едут слишком ровно, слишком спокойно, без проблем делятся на Крылья и а’кееры, и все – в движении, рысью. Это проклятущая конная армия, что выросла из тысяч схваток и сотен битв. Мы отнеслись к ним легкомысленно в прошлом сражении, полагая, что если уж у нас лучшие доспехи и большие кони, то мы просто-напросто сквозь них проедем. Мы разбили их у подножья гор, а потому казалось нам, что нынче они тоже бросятся наутек, едва увидят наши колесницы. Как и многие народы до нас, мы позволили себе миг гордыни, увидав тучу недомерков в кожаных панцирях, войлочных кафтанах или овчинах, что сидят верхом на крохотных лошадках и стреляют из маленьких смешных луков. Даже империи потребовалось несколько лет и пришлось напрячь все силы, чтобы их сдержать».

Это были горькие мысли, окрашенные нотками мрачного удовлетворения, источник которого находился в убежденности, что се-кохландийцы поклонялись Галлегу, Господину Гроз, а народы, для которых более важной была Владычица Степей, должны были склонять пред ними голову. Владычица Лошадей оказалась унижена конной армией.

– Мы должны сидеть в седлах.

Это вырвалось у Дер’эко неосознанно, как увенчание мыслей, что вот уже долгое время гуляли в его голове. И он сразу же посмотрел на командира, полагая, что увидит мрачный взгляд и обиженное лицо. Но ламерей не отрывал глаз от кочевников, что занимали позицию.

– Они в какой-то паре миль от нас, но покоя нам не дадут… О, видишь, снова двинулись. У вас – запрет атаковать, пусть бы они даже въезжали меж ваших лошадей. Можете стрелять, но не удаляйтесь дальше сотни ярдов от фургонов. На них – на всех – дополнительные арбалетчики, станут вас поддерживать.

Такая тактика называлась Атласной Рубахой. Колесницы держались настолько близко от каравана, как рубаха – у тела, и обстреливали врага вместе с экипажами боевых фургонов. Однако таким образом они теряли свое главное достоинство – быстроту и подвижность. А ведь все время им вбивали в головы, что медленная колесница – мертвая колесница.

– Ветер стих, – пробормотал старший из мужчин, не смотря на Дер’эко. – Я не позволю вам исчезать в клубах пыли, иначе вы оттуда не выйдете. Я молюсь Сероволосой, чтобы эти тучи, которые собираются у нас над головами, окропили нас хотя бы чуть-чуть, прибили пыль к земле, но пока что она и не думает меня слушать. Потому вам – держаться поближе, даже если мы будем нести серьезные потери.

Он замолчал на миг, двигая челюстью, словно жевал кусок полусырого мяса.

– Я езжу колесницей с того времени, как мне исполнилось шесть лет и когда я вырос настолько, чтобы увидеть что-то над краем борта. Я никогда не нарушу клятвы. Но двадцать лет в империи, между всадниками разных народов… если бы Владычица Степей дала мне какой-то знак… я бы всех вас посадил на лошадей… Если бы она дала знак. Но… беги уже. Третья ждет.

* * *

Ких Дару Кредо остановил разгоряченного коня перед шатром Йавенира. Купол из желтого шелка возвышался над остальными на несколько локтей, пусть и оставаясь – несмотря на свои размеры – лишь заменителем истинного Золотого Шатра. Тот, истинный, стоял в Кох Дален, посреди Великих степей, в центре царства Вольных Племен, было в нем триста ярдов диаметра, и состоял он из нескольких соединенных друг с другом шатров, изукрашенных милями драгоценнейших тканей в цветах от бледной желчи липового меда до темной, агрессивной оранжевости, какой цвет можно встретить на головах степных гадюк. Здешняя конструкция по сравнению с тем, истинным, выглядела словно невольничий шатер.

И все же сердце се-кохландийских племен билось именно в этом месте.

Сын Войны соскочил с седла, остановившись перед растянутым на земле красным шнуром.

– Ких Дару Кредо молит об аудиенции у Отца Войны, Десницы Галлега, Владыки Гроз.

Унижение имело горький привкус. Он, один из пяти сильнейших людей Степей, должен докладываться, словно простой слуга, и ждать, пока один из мрачных стражников войдет внутрь и сообщит Йавениру о его присутствии. И все это на глазах у сотен Наездников Бури, готовящихся вокруг шатра к битве. Ни один из них не смотрел на него открыто – взглядывали быстро, уголком глаза, но все равно легонько посмеивались, будто бы собственным мыслям, и специально прохаживались рядом, разговаривая вполголоса. Всадники знали, что милость Отца уже не почиет на его Сыне, а поскольку были они гордостью Вольных Племен, то и позволяли себе побольше остальных.

Да. Горький привкус. Он чувствовал его на языке и нёбе, словно кто-то угостил его настойкой на полыни.

Комок желчи подкатил к горлу, когда из шатра вышла светловолосая невольница.

– Сколько? – спросила она легко, а он в первый момент не понял, о чем она, будучи занятым размышлением о том, сколь многие среди окружавших его воинов заметили, что Йавенир выслал к нему невольницу.

– Сколько?.. – И потом вспомнил поручение старого гриба. – Где-то пять сотен. Они потеряли пять сотен колесниц.