Глаза привыкли к темноте – различали очертания предметов. Шкафы. Чехлы. Дачу еще не разгромили. Мы поднялись. Запорожец не подал мне руку. Я щупала языком острые обломки зубов. Решили поискать что-нибудь из одежды, какую-нибудь обувь. Что не забрали воры, а в том, что воры здесь побывали, сомневаться не приходилось – дверь-то была отперта. Шкафы показали пустые вешалки. Где оставляют ненужную одежду, складывают обувь, которую жаль выбросить? Надо было лезть на чердак. Где взять лестницу? В этот момент я поняла, что мой спутник исчез. Из кухни доносилось постукивание – выдвигались и задвигались ящики. Я…
Зайцев отделил страницу от страницы, получились две стопки.
– Держи, Нефедов.
– Это что?
– Чтение на сон грядущий. А также последующий день и вообще столько дней и ночей, сколько понадобится.
Нефедов тотчас сел на то, что стояло ближе всего, а это оказалось трюмо. Оно показало трех Нефедовых: профиль, затылок, профиль с другой стороны.
«Хорошо, что он ничему не удивляется. Хотя бы с виду. А то бы я давно уже спятил», – мысленно поблагодарил его Зайцев.
– А вы?
– А я вторую половину читать буду. Потом обменяемся.
И тоже сел. Это был полосатый пуфик. Оглядел склад.
– Господи, сколько ж добра у нее. Как это все в одной комнате помещалось, ума не приложу. Если б сам не видел, не поверил бы.
Нефедов уже опустил нос к страницам. Но тут же поднял лицо:
– Не Владимир? А кто?
– Ты, Нефедов, пока читай. Я тебе сказку Шехерезады потом расскажу.
И тоже погрузился в чтение.
…не сразу увидела Запорожца, или как там его на самом деле звали, когда вошла в кухню. Сразу я увидела мучной ларь. Попросту – деревянную коробку с надписью «мука» – деревенский стиль, чтобы придать модной столичной даче нечто пейзанское. Только в ней была не мука. Собственно, поэтому товарищ Запорожец и пал на колени. В лунном свете морфин казался зеленоватым.
В выдвинутом ящике – нетерпение Запорожца уже выросло настолько, что он бросил их открытыми – и они торчали, как челюсти, – в самом нижнем поблескивали шприцы. Я быстро дорисовала себе мизансцену: сперва он увидел на столе порошочек. Сообразил, что попал к знатокам. Понял, что где-то здесь найдет и инструмент. Я задвинула ящики – снизу доверху. Нижний – ногой. Бам, бам, бам, бам. В тишине дачи они хлопали, как крышка гроба.
Схватила коробку.
– Мы ищем одежду вам. Обувь мне. И идем в Озерки! Слышите!
Шлепнула его по мордасам. Но в чувство не привела. Дикий взор был мне ответом.
– Идите сами.
Только этого мне не хватало.
– Вы сошли с ума! Вставайте.
Запорожец подполз ко мне на коленях:
– Отдайте.
Потянул за подол:
– Отдайте.
– Вы получите. В Озерках.
Взгляд у него стал до того безумный, что я поняла: это не матрос, другой раз мне уже не повезет. Я подняла короб над головой и, задержав дыхание, чтобы не попала ядовитая пыль, опрокинула его содержимое: красивым снежным рукавом.
С воем Запорожец бросился ловить, собирать этот иней.
Вот она, печальная жизненная правда: никогда не стой между наркоманом и шприцем. Даже выбирая между жизнью и смертью, наркоман все равно выберет наркотик.
Я уже нашла то, что нужно: валенки, очевидно, принадлежавшие печнику или кучеру, стояли в самом углу. Даже воры на них не позарились.
Я поставила в них ноги, как в ведра. Воняли омерзительно. Но ступни мои сразу же охватило колючее тепло.
На пороге я оглянулась. Запорожец зубами уже тянул на себе рукав. В руке был заряжен шприц. Рукав не поддавался, и Запорожец всадил себе иглу в ляжку – прямо через штанину. Отвратительный хруст кожи под иглой. Надавил поршень. Вынул. И обмяк. Меня охватил задор. «На память, – подумала я. – О маленьком приключении». Я шагнула к телу – мутные глаза меня видели и не видели. Стащила с красной руки перстенек-печатку.
Когда я пришла на Каменноостровский, в белом свете дня… А впрочем, достаточно того, что я пришла к себе на Каменноостровский.
Глава 12
– А если вранье все это?
– Вранье в таком случае ловкое. На правде обильно замешанное. История с утопшей Лидией, например. Довольно похоже. На моей уже памяти случилось. И утонула больно странно. И тело не нашли. И крематорий был. И трупы там неприбранные сжигали.
– Как же понять, правда или вранье?
– А надо? Факт в том, что сочинение это, правдивое или нет, многим своим героям и героиням сейчас способно поломать карьерку. Если не жизнь. Артисточка с фальшивыми сиськами, например, это Вера Гиацинтова, ведущая актриса МХТ. Муж нарком.
– Ну, сиськи это же просто смешно.
– Обхохочешься. Товарищу наркому особенно… Хорошее произведение. Если не сиськами пришибет, так князем Ахтынцевым.
– Но ведь всегда же можно сказать: вранье это, товарищи.
– А товарищи на это: дыму без огня не бывает.
Они расчистили диван (на нем развалился Зайцев) и большое кожаное кресло с тиснением (в него погрузился Нефедов) и теперь негромко совещались среди полированных глухонемых свидетелей.
Нефедов поразмыслил:
– И Матвей Петрович этот… Зачем он рукопись вам принес? Почему не выбросил? Какой у него интерес?
– Червовый, скорее всего.