Небо в алмазах

О, да. Роман с Керенским. Точно, весь Петроград судачил, что они поженились. «Отдайте побрякушки, это подарок Керенского», – это не те слова, которые подействуют в советском Петрограде. Вернее, подействуют совсем не так. Не говоря о том, как странно они будут смотреться в заявлении для милиции.

– Но между нами тогда ничего не было!

Не было, не было, Лиза даже давала опровержение в газеты. То есть давали: она и ее муж.

Мы повздыхали, допили вино и разошлись.

Ее муж вернулся из командировки, так и не узнав, что Лизино сердце было счастливо, разбито и снова склеено.

Парюры он тем более не хватился – не та вещь, про которую мужчина сейчас может сказать: «Лизочек, что-то ты ее перестала носить». Слишком уж давно перестала – эта новая мода, она вознесла на гребень совершеннейшую стеклянную чепуху. Не брошки, а спортивные значки какие-то, честное слово.

Глава 13

Ленинградская кинофабрика располагалась на другом берегу Невы. Но Зайцев – вопреки тому, что сказал Нефедову, – спрыгнул с трамвая гораздо раньше: на перекрестке улицы 3 Июля и проспекта 25 Октября. Обычная ленинградская прямота линий и углов здесь скрадывалась. Здание Публичной библиотеки вдавалось в перекресток скругленным боком, его белые колонны словно собирались в хоровод, но так его и не сомкнули. У подножия кипел муравьиный хаос – поблизости было сразу два больших универмага: Гостиный двор и Пассаж.

Зайцев не обернулся на афишу, которая орала ему вслед: УТЕСОВ ТЕАДЖАЗ.

Библиотека была оазисом тишины. Царством склоненных затылков, мягких шагов и зеленых ламп.

Ожидая библиотекаря, Зайцев плавал взглядом по свежим газетам, веером выложенным на столе – каждая в своей подшивке на дощечке с бечевкой. В германском рейхстаге все продолжались безобразия, сухо докладывали сероватые буквы. Зайцев перевернул лист – глянуло лицо немецкого канцлера Гитлера с модными усами квадратиком.

– Что вам угодно? – вежливо пригласил голос. Зайцев выпустил газетный лист, он упал с осенним шорохом. Библиотекарь был в костюме, из-под которого виднелся джентльменский вязаный жилет, а в вырез жилета уходил английский галстук. У учреждения был свой стиль.

Зайцев объяснил.

– Год?

Балерина Лидия Иванова утонула в 1924 году, собиралась ехать на гастроли за границу, и вот ровно перед отъездом такое несчастье. Это Зайцев помнил – шум вокруг ее гибели был большой. Сразу вскипели слухи, поползли сплетни – город всколыхнуло, в городе Иванову любили. Только поэтому Зайцев потом и обратил внимание на похожий случай.

– Год двадцать четвертый. И двадцать пятый, – прибавил Зайцев для надежности. Выудить из памяти точнее ему не удалось.

– Вам повезло, – невозмутимо сообщил джентльмен. – Старые газеты недавно перевели из подвалов в основной фонд. И сделали каталог, – добавил он не без гордости, хотя каталог Зайцеву был не нужен.

– Располагайтесь.

И вскоре перед Зайцевым легла плита слежавшейся газетной бумаги. И еще одна. Бумага пожелтела так, будто прошло несколько не лет, а десятилетий. На пальцах сразу появилось ощущение сухой пыли. Бумага разлагалась, умирала.

Зайцев принялся переворачивать хрупкие листы «Известий». Прикинул: «Катание на лодке… Значит, поздняя весна, лето, самое большое – ранняя осень». Он отвернул ненужные зимние и весенние месяцы. С апреля стал листать внимательнее. Нужную статью он нашел в номере от 29 августа 25-года.

В двадцатые газеты были куда болтливее, чем сейчас. Не скупились на подробности. Взгляд отмечал важные. Нужные.

«…на пристани находилась моторная лодка, но механика не было. Решено было взять 2 каика и одну лодку. …лодка держалась берега, а каики ушли на середину, где начались водовороты. …заявил, что он хороший пловец и умеет справляться с каиком. …начал наполняться водой». «Хургина нашли через полтора часа, – читал Зайцев. – Глаза его были широко раскрыты».

Похоже и не похоже на гибель Ивановой. Случайное сходство? Или неслучайная вариация одного и того же, как это называл Крачкин, modus operandi.

Иванова утонула в Неве, при впадении реки в Финский залив. А эта статья называлась «Тихие омуты озера Лонглейк». И утонули не балерины, а сотрудники советской организации «Амторг» товарищи Склянский и Хургин. Выражение «тихие омуты» здесь было в сугубо географическом смысле. Или не совсем? В те годы газеты позволяли себе намеки.

– Прошу прощения, – шепотом окликнул Зайцев склоненный лоб джентльмена за столом с табличкой «дежурный библиограф».

– Закончили? – поднял он взгляд, на носу пенсне.

– Нет-нет, но почти. Вы случайно не знаете, когда открылось посольство СССР в Америке?

«Товарищ Розанова меня бы убила на месте», – подумал Зайцев: важная политинформация, а он ни в зуб.

– У СССР нет дипломатических отношений с Америкой, – последовало.

– Благодарю, – Зайцев поддался тону.

Посольства нет, есть «Амторг», задумался он: название прозрачное – американская торговля. А вот деятельность, похоже, не очень.

Зайцев прочел статью еще раз. Уже под новым углом.