Небо в алмазах

Видимо, я заболевала. Меня начало морозить. К горлу подкатывала тошнота. Дама казалась вороной, которая клюет мой собственный труп. Все они уже казались мне такими воронами: и дама, и Шура «бомбейская чума», и ее неизвестный мне фильмовый ассистент, который загреб себе фабрику Ханжонкова, все. Клюют и приговаривают: прелесть, да?

«Уж не грохнусь ли я в обморок? – забеспокоилась я: – Только этого не хватало». Больше всего я боялась, что это всё у меня не философское, а самая настоящая «испанка». Или вообще тиф.

А та все куковала:

– Вы Орловых не знаете? Ну эти, графы которые или в близком родстве с графами. Там у них черт ногу в генеалогических деревьях сломит – кто граф, кто не граф. Орловы, в общем. Мать – в девичестве Сухотина. Но вам ничего не говорит, нет? Девочки у них две прелестные еще – Любочка и Нонночка. Любочку прочили в пианистки. Но не в этом суть. Она себе все равно испортила уже руки. Мороз, тяжести таскать, знаете: девочка – а руки-крюки. Мне приятельница рассказывала. Девочки возили молоко на продажу. Ходили по квартирам.

Она сделала паузу, вытаращила глаза, понизила голос – повторила:

– Ходили по квартирам.

Полагалось ответить.

«…а если испанка?» – была единственная мысль. Я постаралась поддержать разговор – покупательница все-таки:

– Ходили, ну и что. Молочники все так делают. Даже бывшие графини.

– Милочка, да вы овечка невинная!

Всплеснула, сверкнула перстнями дама. И зашептала:

– Приятельница моя говорит, не молоком они там торговали. То есть молоком. Но не только.

– Не собирайте сплетен, – неожиданно для себя самой огрызнулась я. Вышло вяло.

– Не сплетни! Факт. Моя приятельница – святой человек, она врать не станет. Она сама видела. Сосед у нее – старый инженер. Продался новой власти, так что не бедствует. Большой любитель насчет молоденьких. Так вот. Старшая якобы в квартире у него дольше положенного оставалась. Младшую приятельница моя на лестнице встретила: Любочка, говорит, ты чего? А тут и старшая вышла. Такая тихая, смятая, еле ножки переставляет. А в ручке – деньги. Представляете? Девочки Орловы! В родстве с Толстыми. Сперва старшую развратил, а потом и младшая по квартирам старичков вот таких пошла. Путем Сонечки, так сказать, Мармеладовой. Есть-то что-то надо. Вот жизнь… До чего большевики страну довели!

Мне хотелось сказать: что ж знакомая ваша, такая святая, не навешала старому козлу по рогам – раз девочки и жалко? А у самой деньги-то на бриллиантики откуда? Но сил у меня не было даже открыть рот.

А тут и вторая дама подоспела. В одной руке ридикюль, в другой – мешочек на веревочке. Она куковать и прыгать не стала. Она глянула на браслеты быстро, а на меня – медленно. Сверху вниз. Прощупала и оценила каждую тряпочку. Я почти видела, как в голове у нее крутятся рычаги, как у кассового аппарата. Щелкают в черепе счеты. И отложила ридикюль. Браслеты даже не померяла. Кивнула только. Развязала мешочек.

– Вот. На.

Подала мне сверток. Никогда еще я не видела деньги, завернутыми в пованивавшую газету. Увесистый сверточек. Свобода.

А меня уже напутствовали:

– Пошла отсюда вон.

Я не успела удивиться такой внезапной нелюбезности, как моя приятельница Мавра железной рукой выкинула меня из квартиры. Хлопнула дверь.

Мне захотелось увидеть деньги. Я еще развертывала газету. Но уже все поняла. По тому, как слой бумаги стал тоньше, маслянистее. Поняла. Но не хотела верить – в Париж хотела. Отогнула край. На меня глянул рыбий глаз. Селедка. Два браслета. Две селедки.

Я положила рыбу на пол. Постучала в дверь. Потом ногой.

Распахнулась.

– Пошла вон, швабра, – повторила дама. – А то в ЧК сдам.

Догадка озарила меня как молния. Костюм барышни-крестьянки. Это он. Он меня подвел! Конечно же. Ай да московские барыни! Мне было жаль браслетов. Хорошие камни, хорошая работа. Прощай, Берлин и Париж. Но все-таки это было смешно. Я прислонилась к двери и захохотала.

По крайней мере, один практический урок я из этого знакомства извлекла. Нет, не то, что судят по одежке, – это я и так знала. И нет, не то, что семья – это ад, – слишком старо. Уплотнение. Вот это ново. Вот это мне действительно не понравилось. Что ж, можно счесть это своевременным предупреждением, которое стоило своей цены: двух бриллиантовых браслетов. Мне пришла в голову идея, прямо там на площадке я вспомнила одиннадцать приятных мне людей, в которых могла быть уверена настолько, насколько один человек может быть вообще уверен в другом. Решила заняться этим планом сразу по возвращении домой. Мой дом – моя крепость. Ее пора оборонять. Я была готова.

Потом заглянула вниз на лестницу, не идет ли кто. И все-таки сходила в туалет.

Глава 16